— Я как раз ждал тебя. Теперь тебе придется обсуждать текущие дела со мной. До сегодняшнего дня я позволял тебе руководить Домом в одиночку, но, начиная с этого момента, я тоже буду интересоваться нашими делами.

Ливия замерла. Она вгляделась в лицо брата, пытаясь понять, не шутит ли он в этой своей отвратительной манере, но его черты, как обычно, не выдавали никаких эмоций. Интуиция подсказывала ей, что Флавио говорил серьезно.

«Как я могла тешить себя глупой надеждой, что он позволит мне одной управлять мастерскими?» — подумала она с таким ощущением, будто переживала кошмар наяву.

Спасительный пункт завещания запрещал обоим наследникам продавать мастерские в течение двух лет, иначе они будут переданы в собственность дальнему родственнику из Тосканы. Когда нотариус зачитал завещание, Ливия мысленно поблагодарила дедушку. Двух лет ей хватит, чтобы опять подняться, найти новых клиентов, обеспечить процветание Дома. Теперь она подумала о том, что дедушка, сам того не подозревая, устроил ей ловушку.

Все это время она наивно полагала, что брат так и будет жить одним днем, будто плыть со своей меланхолией по серо-зеленой глади лагуны, с непроницаемым взглядом, загадочно молчаливый. Но вот он сидит перед ней в дедушкином кресле, вдруг став солиднее. Волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб и подчеркивали скулы. В его взгляде появилась новая сила, которую она воспринимала как вторжение в свою жизнь.

— Мне непонятна перемена в твоем поведении, — сказала она, прижимая к груди папку, которую принесла. — Ты ни разу не проявил ни малейшего интереса к нашей работе. Никогда не хотел ничему учиться. Я думала, тебя здесь ничего не интересует.

— Может быть, это просто оттого, что никто никогда не считал нужным узнать мое мнение?

Она была шокирована. В словах Флавио, произнесенных без всякой иронии, прозвучала горечь, даже боль. Сидя прямо, он примерял на себя это кресло, как ребенок, надевший праздничный костюм отца, испытывая и страх, и гордость. Вокруг его силуэта было много свободного пространства.

Сколько себя помнила Ливия, и до смерти их родителей Флавио никогда не питал особой привязанности к мастерским. Он даже предпочел переехать в Венецию, во дворец деда по материнской линии. А его учеба в университете до войны, где он изучал право, чтобы стать адвокатом? Ей казалось несправедливым это внезапное изменение курса. Она не могла бороться с членом семьи Гранди, нацеленным на работу. Сражение было бы проиграно заранее. Даже если речь шла о фантазии, капризе, закон был на его стороне. Рабочие, поставщики, клиенты будут обращаться к нему и ждать от него ответа, как слов мессии. Флавио не нужно ничего доказывать, ему достаточно быть.

У нее комок подступил к горлу. Она почувствовала укол ревности. Флавио мог в любой момент взять в руки бразды правления мастерскими, и все тут же согнутся перед ним в поклоне. Потому что он был ее старшим братом. Потому что он был мужчиной.

— Я всю ночь разбирал счета, — продолжил он. — Ситуация намного критичнее, чем я думал. Почему ты не сказала мне правду, Ливия?

Она покраснела. Ей удавалось уклоняться от ответов на вопросы Флавио в течение нескольких недель. Поскольку он не интересовался мастерскими и даже подумывал об их продаже, она не сочла нужным говорить ему об этом, чтобы не потворствовать его планам.

— Бонджорно! — раздался низкий голос Тино. Он возник в дверях с обмотанным вокруг шеи красным шарфом и потухшей сигаретой в зубах. — Я пришел за новостями.

На секунду он остановился, явно удивившись, увидев Флавио в кресле Алвизе. Он прищурился, его взгляд скользнул от брата к сестре, в глазах зажегся огонек любопытства.

— Спроси об этом у своего босса, — сухо ответила Ливия. — Отныне ты будешь обращаться к нему. Начиная с этого утра Дом Гранди обрел нового директора.

Она положила папку на стол.

— Вот предложение по серии ваз, которую нам заказал большой магазин в Нью-Йорке. Они хотят получить функциональные вазы, а не просто декоративные предметы, какие мы делаем обычно, но Тино с удовольствием сообщит тебе все подробности.

— Ты куда, Ливия? — воскликнул Флавио, нахмурив брови. — У тебя нет причин разговаривать со мной в таком тоне.

— Ты о чем? — бросила она с невинным видом. — У меня дела в городе, мне нельзя опаздывать. Желаю вам обоим хорошего дня.

С высоко поднятой головой она поспешно вышла из комнаты, чтобы скрыть слезы, застилающие ей глаза.

Мужчины обменялись мрачными взглядами. Флавио развел руками и поднял глаза кверху.

— Женщины…

Тино постоял молча несколько секунд, затем с понимающим видом покачал головой.

— Да… но сколько таланта! — пробормотал он.

Под жемчужно-серым сводом зимнего неба дома, окаймлявшие улицу деи Ветраи, жались друг к другу в тусклом свете дня, глядя на мир полузакрытыми глазами. Неподвижный канал отливал металлическим блеском ружейного ствола. Жители Мурано передвигались быстрым шагом, выпуская изо рта клубы пара.

Ливия не ощущала холода. С непокрытой головой, небрежно набросив на плечи свое старое черное пальто, она шла по улице опустив руки, чувствуя себя бабочкой, бьющейся о стекло в тщетных попытках выбраться наружу. Она не осознавала, что чувствует, гнев уступал место тревоге. Ей очень редко приходилось ощущать подобную неуверенность. Не зная причин, по которым Флавио так внезапно решил проявить инициативу, она понимала, что он только что завладел ситуацией. Возможно, он не разделял любви членов семейства Гранди к стеклу, но он унаследовал их упорство. Он никогда не отступится, пока не добьется того, что задумал. И это было самое страшное, потому что Ливия не имела ни малейшего представления о намерениях своего брата.

Дрожь пробежала по ее телу. Мастерскими мог управлять лишь один капитан. Что бы ни говорил Флавио, для нее здесь не было места. По крайней мере, какого она хотела бы. Слова дедушки, произнесенные в тот день, когда она поссорилась со своей лучшей подругой, раздались у нее в голове: «Будь осторожна, малышка, гордость Гранди иногда становилась причиной их гибели… А у тебя ее в избытке». Она по своему опыту знала, какими болезненными могут быть удары по самолюбию.

— Ну что, ты узнала новость?

Она не слышала, как сзади подошел Марко. У него был хриплый голос, словно он простудился. Толстый шерстяной шарф был три раза обмотан вокруг его шеи.

— Не понимаю, о чем ты, — сказала Ливия, притворяясь безразличной.

Она направилась по набережной в сторону маяка, где находился один из причалов вапоретто. Марко, не раздумывая, пошел за ней.

— Флавио наконец вспомнил о своих обязанностях. Ты не можешь на него за это сердиться. Теперь, когда Алвизе не стало, он должен исполнить свой долг. А ты — свой.

Ливия молча поднялась на мост. Серо-голубая лодка скользила по водной глади.

— Ciao[36], Марко… Ciao, Ливия… — крикнул лодочник.