На мгновение Спиро показалось, что, высказав бесспорную правду, он одержал верх. Даже если Профессор и найдет пропавшую статую, она вряд ли сможет сотворить чудо.

Однако Фрэнч лишь слегка улыбнулся.

– Предположим, Панагия – не единственная моя находка, – сказал он. – Вероятно, есть кое-что еще, о чем весь мир захочет узнать.

Подавшись вперед, слушатели замерли в ожидании. Воцарилась тишина. Все сразу забыли о Спиро Петаласе, как будто он стал для них невидимым.

При мысли, что, пожалуй, сейчас он ведет себя неосмотрительно и ему стоило бы попридержать язык, Фрэнч заморгал. На миг зал покачнулся и поплыл у него перед глазами, появилось ощущение, что он оказался в ловушке внутри пространного дымчатого желе. В желудке закрутило, и он пожалел, что чересчур налегал на рагу из даров моря. Поесть он любил и уже давно перестал следить за своей талией. Немного протрезвев от охватившей его неловкости, Фрэнч попробовал сосредоточиться на лицах слушателей, особенно стараясь разглядеть одно. И хотя это лицо он так и не увидел, он все-таки решил, что пора уходить.

– Я отказываюсь объясняться с невеждой, – высокомерно заявил он, словно отпуская Спиро взмахом руки и тем самым прекращая дальнейшее обсуждение.

В ответ рыбак хитро улыбнулся, торжествуя свою победу.

– Ты мешок с дерьмом, – сказал он.

Слушатели заерзали на стульях, отворачиваясь или принявшись внимательно разглядывать стены и пол. Жаль, конечно, что эта жирная свинья Спиро оказался таким грубияном и унизил Профессора, но в его словах была доля правды. Как ни печально, Фрэнч, похоже, набрался сверх всякой меры. Завсегдатаи бара молча наблюдали, как он поставил наполовину недопитый стакан и, пошатываясь, направился к двери. Кто-то пожелал ему спокойной ночи и посоветовал хорошо выспаться.

В дверях Фрэнч оглянулся еще раз и снова попытался отыскать среди множества лиц то одно, недружелюбное, но не нашел его: все с симпатией смотрели ему вслед. Успокоившись, он двинулся к дому.

Обычно дорога от бара до дома занимала у него около получаса.

От набережной путь лежал по узким извилистым улочкам, которые, соединяясь между собой бетонными ступеньками, зигзагами взбирались по крутому склону горы. Подъем отнимал много сил, и Фрэнч часто останавливался передохнуть, сердце его глухо стучало в груди, изо всех сил стараясь обеспечить массивное тело кислородом. Переведя дух, он продолжал подъем. Ночной воздух благоухал ароматами жасмина и бугенвиллеи, хотя Фрэнч сознавал, что кисловатый запах его собственного пота и винные пары плохо с ними сочетаются. В голове понемногу прояснялось, и он уже начал сожалеть, что болтал в баре чересчур много. «Язык мой – враг мой», – говорили во время войны, но сам он был слишком молод, чтобы помнить эти слова. На полпути у середины одной из лестниц от вощеных листьев огромной, усыпанной белоснежными цветами магнолии отражался свет единственного фонаря, прикрепленного к деревянному столбу. Небо покрывали мириады звезд. Они казались такими близкими, что их можно было коснуться, а дойдя до вершины горы, вовсе шагнуть в космос. Позади чуть слышно прошуршал по бетону камень. Фрэнч оглянулся, но увидел только, как у стены сбоку метнулась черная тень. Сердце замерло, однако все было по-прежнему тихо. Немного подождав, он поспешно продолжил подъем.

Из садов сильно пахло мятой. В другое время Фрэнч, наверное, посчитал бы этот запах приятным, но когда он наконец добрался до верха лестницы, то почувствовал себя отвратительно. Он постоял, дожидаясь, пока хоть немного перестанет кружиться голова. Далеко внизу, в бухте, как в зеркале, отражались огни ресторанов. Любуясь открывшимся видом, Фрэнч краем глаза уловил позади себя некое движение и на этот раз мог поклясться, что слышал звук шагов. Как он ни пытался уверить себя, что это всего лишь игра его воображения, беспокойство не покидало его.

Он торопливо пошел по улице мимо террас, которые были затенены виноградными лозами, обвивавшими ржавые металлические решетки. Дома закончились, и теперь дорога вилась между рощицами оливковых деревьев. Когда Фрэнч завернул за угол, огни внизу исчезли и дорога погрузилась в густую гнетущую темноту. Тяжело дыша, он остановился и вытер платком пот со лба. Позади отчетливо слышались шаги. В их настойчивости было что-то зловещее. Внезапно появилось ощущение, что темнота окутывает его, как саван. «Неудачное сравнение», – мрачно подумал он.

– Эй, кто там? – с фальшивой бравадой крикнул Профессор.

На мгновение шаги затихли, а затем зазвучали вновь, став громче и чаще.

На душе у Френча стало как-то особенно спокойно: стоит ли проводить последние мгновения жизни в страхе? Если ему суждено умереть, он встретит убийцу лицом к лицу и взглянет ему прямо в глаза. Фрэнч с интересом подумал, откуда взялась такая храбрость – от выпитого спиртного? Но сейчас он не чувствовал себя пьяным. Он даже на миг пожалел, что проболтался в «Скиопесе». Сидел бы молча, может, хоть под конец жизни добился бы успеха, а может быть, и отношения с Ирэн и Робертом исправились бы. При мысли об этом сожаление мутной волной всколыхнулось в глубине его души. Шаги звучали совсем близко. Фрэнч собрал остатки самоуважения, намереваясь с достоинством встретить уготованную ему участь. Неожиданно из-за поворота послышался звук мотора. Обычно этой дорогой по ночам почти не пользовались, но сегодня, похоже, вмешалась какая-то высшая сила. Или просто повезло. На мгновение преследователь остановился. С трудом различимая фигура маячила всего в двадцати шагах от него. Что-то блеснуло. Нож? Стараясь не упустить шанс на спасение, Фрэнч повернулся и бросился бежать к повороту. Его тучность превращала бег в сплошное мучение: спотыкаясь, он хватал ртом воздух, сердце рвалось из груди. Он почти физически ощущал, как лезвие вонзается ему в бок, пробивая печень. Шум мотора становился все громче, заглушая шаги позади, и вдруг его обдал свет фар.

– Профессор? Это вы? – окликнул его чей-то голос. – Что вы делаете? Остановитесь! Разве можно так бежать?

Фрэнч узнал Никоса. На острове он занимался междугородными автоперевозками. Увидев, что Никос вылезает из кабины, Фрэнч едва не заплакал от радости. Он обернулся, чтобы взглянуть на своего преследователя, но дорога оказалась пустой.

Внезапно острая боль полоснула его грудь. Рот беззвучно открылся и закрылся, колени подогнулись, и земля стремительно налетела на него. Фрэнч еще слышал, как его звал Никос, но голос доносился откуда-то издалека, а свет фар сжался до размеров булавочной головки. Последнее, что он подумал перед тем, как тьма окончательно сомкнулась, что, наверное, так шутят боги.

Телефонный звонок раздался в шесть утра. Я уже встал и поэтому поднял трубку на кухне, надеясь, что звонок не разбудил Алисию. В последнее время она работала допоздна – уходила из дому в семь утра и возвращалась иногда не раньше девяти-десяти вечера. По-моему, ее босс вполне мог бы обойтись без нее еще пару часов.

Интересно, кто это так рано? Поднимая трубку, я ощутил легкое беспокойство: неожиданные звонки во внеурочное время не предвещали ничего хорошего. Услышав голос Ирэн, я испытал странное чувство – нечто среднее между облегчением и ужасом.