Антон встаёт, смотрит на Митю и направляется к выходу.

Антон. Скрючил свои обрубки здесь. Позу-то поменял хотя бы что ли. Пойдём, может, пивком раскумаримся по полстакана? Я чипсов накупил. Поваляемся. А то так и сдохнешь здесь от температурного передоза.

Митя. Оставьте меня в покое. Простите, но я здесь задержусь. До начала следующего дня. Убирайтесь прочь.

Антон. Напоминаешь подростка-наркомана…

Митя. А чё? Есть сомнения?

Дима. Фак ю! Бесполезно с ним говорить. Пьяный он страшно. И нервный. Брось его. Согреется — может и станем ему нужны.

Дима и Антон выходят из парилки.

Егор. Вчера в кармане паспорт оставил и постирал случайно. А сейчас, пока раздевался, окурок в ботинке нашёл. Но самое смешное, что я только сегодня обнаружил, что эти ботинки уже истоптаны. Четыре года им. Так что у тебя, Мансур, ещё как у людей всё.

Мансур. А ты, Егор, когда-нибудь не платил за электрический свет?

Егор. Такого у меня никогда не было. И нету.

Мансур. А ты, Боря, брал когда-нибудь у соседа в долг сигареты и чай?

Борис. А зачем тебе платить за электрический свет? Ты же верующий? Ну так вот бог и есть твой свет. И в нём, кстати, нет никакой тьмы. Представь, что у тебя по вечерам дома храм.

Михаил. Храм по ночам как раз только в доме и представлять… Сейчас ночью в церкви ни души. Волки в поле воют, как говорится.

Борис. Да. Время такое. А в нашей стране кроме волчьей зари и нечего всем ждать.

Александр. Что-то грусть налетает от ваших разговоров. Пойду пройдусь до курилки. Не с кем мне здесь веру делить.

Александр встаёт и направляется к выходу.

Леонид. Верить или нет, что не говори — всё так, как всегда, так и не так. Саша, ну где твои вопросы? Где ответы? Чужая жизнь — это же тебе не твой дом. Вот и не с кем тебе её здесь делить.

Александр. Разговоры об истории своей страны, врагах и несломленном народе — это я, конечно, всегда хочу, пока живой и в силе. Но мудрей здесь от них не станешь.

Александр выходит из парилки. Митя начинает неистово плакать и смеяться.

Мансур. Смех и слёзы… Смотрите, как у него вены пульсируют…

Борис. Это ж, господи, зрячему видно — наркоман.

Егор. Резвые колёса…

Леонид. Хэй! Парень! Хоп! Хэй! Лалалэй!

Михаил. Друзей бы его этих позвать сюда, да вот только синие они. Кто его поймёт теперь? А простит кто? Заплачет вместе с ним кто?

Митя. Хватит!!! Завалите!!! Молчать всем!!!

Митя встаёт с лавки, начинает ходить по парилке и неистово осматривать всех присутствующих. Во время диалога иногда напевает цитируемые песни.

Митя. Прекратите разговаривать фразами из одних и тех же песен!

Мансур. Вот это перемена настроения! Ждали-ждали, когда же тебя накроет… Дождались…

Митя. Вот оно! Ты — Виктор Цой! Говоришь словами из песни «Мы ждём перемен», какую-то хрень несёшь про тепло и зелёные стёкла. В песне так и поётся: «Вместо тепла зелень стекла». А ещё ты на электрический свет, чай и сигареты жаловался. Прямо как в песне: «Электрический свет продолжает наш день», и ещё «Сигареты в руках, чай на столе».

Леонид. Да у нас тут просто счастье и беда… Пойду я, наверное, банщицу позову. Надеюсь, она не так далеко улетела. И друзей его поищу.

Леонид встаёт с лавки и выходит из парилки.

Егор. А вот это правильно, Лёня. И главное — ясно.

Борис. Сколько нас тут в бане? Семь человек? Не расходитесь и смотрите за ним, пока этот конь бледный своих подруг не признает.

Митя. Да когда вы уже остановитесь? Сколько, сука, можно?! Вот сейчас же опять было! Друг ваш вышел! Видели? Лёня. Это же Агутин! Он сидел тут и всё время произносил слова из своих же песен. Чё-то про тоненькую нить воды и про вентиль этот на печке! Про эвкалиптовую смесь и каплю сожаления. А когда он «Хоп! Хэй! Лалалэй!» сказал, так я тут же всё и понял! Не просто так он рассуждал о пропащей душе и повторял всё время «Бог тебя хранит». Это же тоже из песни! Он даже вышел с этими словами: «Всё так, как всегда, просто счастье и беда. Но кто-то скажет: не везёт — пропащая душа. Хоп-хэй, ла-ла-лэй, но бог тебя хранит».

Борис. Я, кажется, поспешил, когда сказал, что бог есть свет и в нём нет никакой тьмы. Перед нами сама тьма в её истинном воплощении. Сейчас твои подружки придут. Ты лучше это всё для них повтори.

Митя. Ну ты и мудила, конечно. Ещё ведь наглости хватает разговаривать со мной строчками песен Аквариума! Тебя же тоже Боря зовут! Ты весь вечер сидишь и впариваешь всем песню «День радости». Про бога тут гундел и про волчью зарю. Даже семь человек откуда-то в бане насчитал, хотя здесь явно больше сегодня парится. Бледным конём меня обозвал, а друзей — подругами. Всё в точности, как там: «Когда семь разойдутся, чтобы не смотреть, кто войдёт в круг. Когда белый конь узнает своих подруг. Это значит — день радости». И до этого ещё: «Говорят, что нам нечего ждать, кроме волчьей зари. Бог есть свет, и в нём нет никакой тьмы».

Егор. А ты откуда столько песен знаешь? Или это всё, что было? Все песни вспомнил? Ну? У тебя всё или как? Все слова истлели?

Митя. А вот и Летов! А самое главное, зовут так же — Егор! Тебя я сразу же раскусил, падла такая. Как там поётся? «Вот и всё что было. Не было и нету. Все слои размокли. Все слова истлели. Всё как у людей. В стоптанных ботинках. Годы и окурки. В стиранных карманах. Паспорта и пальцы. Резвые колеса». Надо же, даже байку рассказал про паспорт и ботинки. Но вот про колёса, конечно, обидно мне было. Я уже больше года их не употребляю, между прочим.

Михаил. Судя по сложившейся ситуации, ты их явно заменил чем-то новым. Тюрьма по тебе плачет, парень. Центральная-наркологическая, конечно же. Так сказать, духовная тюрьма. Сейчас, к сожалению, нет расстрельной статьи для подобных случаев. И хорошо, что ты просто психически ненормальный, а не очередной нарколыга-убийца. Иначе поубивал бы нас тут всех. В общем, могильщикам на кладбище не повезло с тобой — им