Он еще не договорил, а уже пожалел о том, что спросил. В материнских глазах читалась боль. Однако ответила она ему бесстрастно, как мудрая королева, а не как снисходительная матушка.

— Ты сам хорошо знаешь почему, Эдмунд. Быть может, твой отец никогда не вернется, и когда все это безумие кончится, кто-то должен будет взвалить на себя его ношу. Кто же сделает это, если корабль пойдет ко дну и утащит в пучину нас обоих?

И вот теперь богини Донна и Бранвен отвернулись от него, матушка его осталась одна в Новиомагусе. Эдмунд прикидывал, сколько времени уйдет на то, чтобы весть о кораблекрушении достигла отцовского королевства, преодолев расстояние в полсотни лье. Он вспоминал свою родину, которую никогда больше не увидит, ее волнистые холмы, тучные пастбища, добротные фермы, и горло так сжималось от тоски, что перехватывало дыхание.

Душераздирающий скрип лопающейся древесины вернул его к действительности. Киль за что-то задел, и весь корабль снова содрогнулся. Эдмунд услышал голос капитана, выкрикивавшего команды, увидел, как девочка напряглась в своем веревочном коконе. На этот раз и в ее янтарных глазах мелькнул страх.

Она что-то кричала ему, но ураган уносил ее слова. Он разобрал только два: «рифы» и «кандалы».

Но и этого было довольно. Даже такой сухопутный житель, как Эдмунд, знал про Кандалы — грозные базальтовые клыки, торчавшие из моря южнее Стеннан-Хэд. Не проходило месяца, чтобы какой-нибудь корабль, ведомый неосторожным капитаном, не пропорол об них днище. Эдмунд впился взглядом в море, но не увидел ничего, кроме тьмы и кипящей пены. Но вскоре до него донеслись крики гребцов, повторявших слова Элспет:

— Рифы! Кандалы! Поберегись!

Вся команда выбивалась из сил, чтобы повернуть парус на единственной устоявшей мачте.

— Что нам делать? — крикнул Эдмунд.

— Покайся богам в своих грехах, — сурово посоветовала девочка.

Эдмунд озирался, стараясь не поддаться панике. Матросы катались по палубе, покрытой соляным налетом, огромные волны грозили всем гибелью. Эдмунд в ужасе наблюдал за одним из гребцов: сначала его швырнуло на леер, потом и вовсе смыло в море. Палуба резко накренилась, и мальчик успел заметить торчащую из воды в последней мольбе белую руку; мгновение — и ее накрыли ревущие волны. Другие гребцы, проводив своего товарища взглядом, еще сильнее налегли на весла, как будто их нахлестывали по спинам все силы ада. «Они знают! — мелькнуло в голове у Эдмунда. — Знают, что все пропало!»

Он повернулся к Элспет, но та зажмурилась — наверное, молилась. Он вспомнил богов своей матери и невольно задумался: не обидел ли он чем морского бога Ллира или бога ветров Манавидана? А потом снова возвел глаза к небу:

— Помилуйте, боги! Неужто вам мало этих стен воды? Зачем переворачивать весь мир вверх ногами?!

Он на мгновение глянул вверх, а затем посмотрел вниз, на беснующееся вокруг бескрайнее море. Вниз, во тьму, готовую поглотить его. Он мысленно взлетел на головокружительную высоту, откуда его взору предстал весь корабль с лопающимися шпангоутами, с тщедушными двуногими созданиями, разбросанными по палубе. Волны швырялись ими с такой же легкостью, с какой человек вершит судьбы мух. Скоро, мелькнуло у него в голове, скоро все закончится, корабль разнесет в щепки, а его остатки волны разбросают в разные стороны. И море снова опустеет.

На него взирало одно-единственное насмерть перепуганное создание: белый овал лица, мокрые светлые волосы, широко распахнутые глаза, разинутый от ужаса рот, издающий крик, от которого у него закладывало уши…

Да ведь это он сам, повисший на веревочной петле. Крику не было конца. Он постарался взять себя в руки, крепко зажмурил веки, чтобы не видеть больше этой сумасшедшей картины. Стиснув зубы, он прервал наконец оглушительный крик; полумертвый, весь трясясь, он повис на мокром канате, судорожно вцепившись в него как безмозглое членистоногое.

Новый холодный душ привел его в чувство. Он заморгал, кривясь от едкой морской соли. Он снова находился на палубе, вокруг по-прежнему бушевал шторм, моряки отчаянно орудовали веслами. Девочка смотрела на него как-то странно. Что она увидела? Но задать ей этот вопрос он не успел. С треском, от которого могли лопнуть барабанные перепонки, корабль сел на рифы, палуба разверзлась, как хищная пасть, Эдмунда подбросило в воздух.

В этот раз уже не подвернулось спасительного рангоута. Следующая волна, обрушившаяся на палубу, смыла его в море. В последнее мгновение, прежде чем кануть в пучину, Эдмунд воздел глаза к небу и увидел ЭТО.

Над ним скользил огромный крылатый силуэт, превосходивший размерами даже корабль. При вспышках молнии он переливался сверхъестественным синим светом. Глаз размером с боевой щит глянул на Эдмунда холодно, но осмысленно. Пасть — огненная пещера с зубами-сталагмитами — раскрылась в смертельной усмешке.

Корабль разломился надвое.

Чем выше становились волны, тем стремительнее убывала вера Элспет. Боже, что Ты творишь? Как море, ее возлюбленное море, могло превратиться в смертельного врага? Она крепко зажмурилась и вцепилась в обвивавшие ее кольца каната. В следующее мгновение «Копьеносец» ушел под воду. Казалось, корабль перевернулся и тонет. Девочка уже решила, что не вынырнет на поверхность.

Таких страшных бурь она еще не переживала, хотя и жила в гавани Дабрис, славящейся зимними штормами не меньше, чем огромными белыми утесами, с которых в ясный день можно увидеть берег Галлии. Не видывала она такого буйства водной стихии и за все три года плаваний вместе с отцом, сколько ни трепали их в открытом море неистовые ветры.

Нет, эта буря была особенная. Она налетела невесть откуда, разгулявшись в одно мгновение тихой весенней ночью.

Сейчас треск разламывающегося корабля наполнял ее холодным ужасом. Но можно ли допустить, чтобы этот бледный перепуганный мальчишка стал свидетелем ее страха? Немыслимо! Она ведь мореплавательница, гордая тем, что смыслит в деле, в котором обыкновенно преуспевают одни мужчины. Море было ее жизнью, ее любовью с тех пор, как после смерти матери отец привел ее на борт своего корабля. Сначала, конечно, некоторые в команде ворчали, бросали на нее недобрые взгляды, но она сумела завоевать их симпатии. Она быстро училась, уже читала показания компаса, помогала отцу вести учет загружаемого и разгружаемого товара, даже управлялась с парусами вместе с боцманом Харкироном. Теперь, когда Элспет, дочери Триммана, исполнилось одиннадцать лет, никто уже не сомневался, что в один прекрасный день она сменит своего отца и станет капитаном «Копьеносца».

Только всему этому как будто не суждено было свершиться. Элспет со страхом думала о своем отце, все еще сражавшемся с румпелем. Как ей хотелось быть рядом с ним в этой войне против взбесившегося моря!

Когда бледный мальчишка заорал, она поневоле разжала веки. Впереди тянулась ввысь черная каменная скала, похожая на башню храма в Бредвеле, за ней дыбился лес базальтовых колонн, смахивающих на черные драконьи зубы. Но мальчишка таращился не в ту сторону, а в небо. Что заставило его исторгнуть такой истошный вопль?