обул босые женские ножки в короткие валенки с серебристой опушкой. Этот штрих явился, пожалуй, единственной серьезной деталью, которую юноша позволил себе внести в сюжет картины, гуманно проявив заботу о здоровье девушки в морозное время года.

Из задумчивости Ивана вывел сигнал телефона, лежащего на зарядке в глубине комнаты. Бычок метким движением отправился в стеклянную банку из-под кофе, креативно приспособленную под пепельницу, а стул издал душераздирающий визг.

– Здорово, Ванек! – судя по грохоту, приятель-фотограф звонил из метро, – Сегодня на Сретенке открывается новый бар – есть контрамарка на двоих. Пойдешь?

В другое время молодой человек с большим удовольствием присоединился бы к товарищу, посетив модную вечеринку, где можно было бесплатно перекусить и даже выпить шампанского «на халяву», но сегодня ему совершенно не хотелось тусить. Ивана тянуло побыть в одиночестве, покопаться в себе, прислушаться к борьбе двух противоположных стихий в подсознании, которому внезапно потребовалось уделить внимание под сладковатое благоухание уличных цветений, многократно усиленных грозой.

Отказавшись от заманчивого предложения, юноша бросил телефон на диван и направился в угол, где стояли на полу беспорядочно прислоненные друг к другу холсты. Небрежно прикрытые старыми простынями, здесь скопились репродукции разнообразных произведений знаменитых художников, выполненные Иваном с незначительными изменениями в зависимости от его личного душевного состояния в момент работы над той или иной копией.

Одно время молодого человека чрезвычайно увлекал именно процесс копирования: ему нравилось шаг за шагом следовать по стопам выбранного автора, тщательно выписывая каждый штрих и проживая вслед за художником его сокровенные ощущения, которые возможно было прочувствовать даже по истечении нескольких веков. При этом подмена мелких деталей не влияла на общую концепцию начального произведения, не искажала заданной темы, но привносила определенную новизну в прочтение старой работы.

«Поцелуй» венского мастера находился на особом положении: закодированные в картине загадки, странным образом привлекали Ивана. К тому же это произведение неожиданно легко давалось ему по технике исполнения, что позволило молодому человеку произвести на свет целую серию репродукций почитаемого многими творения австрийского живописца. Они находились здесь же, и по названиям «Весна», «Осень», «Море» легко можно было предугадать, какие именно изменения присутствовали в картинах.

Фотографии этих работ занимали главное место в инстаграм юноши, поспособствовав тому, что к нему быстро приклеилось прозвище «Густав», которое теперь в кругу друзей звучало гораздо чаще, чем его собственное имя. Кличка настолько прочно закрепилась за ним, что Иван нередко и сам представлялся подобным образом – особенно в тех случаях, когда хотел напустить тумана таинственности (как правило, при первом знакомстве с девушками) или просто расшевелить серую обыденность, царящую вокруг.

Передвинув несколько холстов, освежив в памяти кое-что из своих экспериментов, юноша организовал из них аккуратную стопку, попутно ликвидировав беспорядок в дальнем углу.

Нет сомнений, он славно поразвлекся, многократно переписывая чужие творения и оттачивая на них целый ряд художественных приемов, но пора было признать, что это не совсем то, что способно завоевать успех у публики. Вряд ли многого добьешься, пускай даже с огромным напряжением, изменяя детали в чужих идеях.

Иван все отчетливее понимал это. К тому же в последнее время он погружался в новое, недавно открытое для самовыражения арт-течение. Изначально ярый поклонник классического реализма, юноша не возражал против существования иных направлений живописи, но относился к ним снисходительно, считая второстепенными. Каково же было его удивление внезапно обнаружить в себе тягу к странной смеси, которой сам пока не мог подобрать названия. Это было нелогичным смешением взаимоисключающих стилей: реализма, абстракции, сюрреализма и еще чего-то безумного, на деле выливающегося в изумительный, завораживающий результат.

На сегодняшний день Иваном овладело желание писать именно в этой манере, экспериментируя с формой и нащупывая нечто важное. Внутри же неотвратимо крепла убежденность, что именно это открытое им, ни на что не похожее направление и должно помочь выделиться на общем фоне, занять эксклюзивную нишу в ряду современных живописцев.

Совсем свежая работа, где условные изображения искусно переплетались с предельно реалистичными, поблескивала у противоположной стены еще не просохшими красками. Искаженное пространство с витиеватыми линиями содержало вкрапления, выполненные в строгом академическом ключе, и по убеждению Ивана было под завязку напичкано философским содержанием.

Правда, выставленная позавчера в соцсетях в надежде на интересное обсуждение, картина пока не привлекла внимания ни одного единомышленника или хотя бы мало-мальски вменяемого критика. Впрочем, как и несколько подобных картин, выставленных ранее. Голые лайки в счет не брались – хотелось умных, развернутых комментариев, которые всегда пребывали в большом дефиците. Активизировались лишь хейтеры, но они, как правило, натужно злобствовали, демонстрируя скорее неудовлетворенность собственной жизнью, нежели нормальную конструктивную критику.

Утешая себя тем, что прошло слишком мало времени, Иван решил набраться терпения и спокойно ждать развития событий.

– Я делаю все, что от меня зависит! – воскликнул он вслух, осаживая напор вредной части души, настырно скребущейся где-то за грудиной, – невозможно писать просто по своей прихоти, без вдохновения! А оно приходит, не предупреждая – тогда, когда ему заблагорассудится! Не могу же я перепрыгнуть через голову, в конце концов! – раздраженно добавил он.

Громко произнесенная последняя фраза удивительным образом принесла успокоение во внутренний конфликт, позволяя Ивану наконец-то расслабиться.

Отстраненно взглянув на новую работу, как будто изучая со стороны чужое творение, молодой человек обнаружил, что под воздействием слабеющего уличного освещения обострилась игра теней, что давало сейчас совершенно другой эффект тому, что еще вчера казалось однозначным и бесспорным. Странное дело – в момент создания картины Иван вкладывал в нее несколько другое содержание, теперь же разогретое воображение подбрасывало неожиданные образы, которые независимо от него, мистическим путем вышли из-под его кисти и теперь постепенно оживали под остервенелый шум ливня.

– Вау! – вырвалось у остолбеневшего юноши.

«Эта вещь должна произвести фурор!» – пронеслось в голове, а фантазия уже рисовала, как инстаграм разрывается от количества подписчиков, как на аукционах за его творения предлагают баснословные суммы, как глянцевые издания размещают его портреты с отфотошопленными, сияющими глазами, как многочисленные афиши по всему городу наперебой зазывают на его выставки, а толпы девчонок рвут на себе блузки, томясь в нескончаемой очереди за бесценными каракулями, обозначающими его, Ивана, автограф.

Последняя мысль так рассмешила молодого человека, что он громко расхохотался, протестировав гулкую акустику под высоченным темным потолком. Толпы девчонок его особо не интересовали – в них и без того не было недостатка. Давно обнаружив, что пользуется успехом у противоположного пола, и даже успев свыкнуться с этим обстоятельством, юноша изредка позволял себе добродушно манипулировать девушками, опять же в порядке эксперимента. Получаемые знаки внимания подпитывали его Эго, повышая самооценку, но по