Мыли, натирали благовониями без конца. Наряжали… в полупрозрачную ткань и покрывала.

«Ещё и в подарочной обёртке» – со злой усмешкой подумала Настя.

Вывели и поставили в ряд. Для кого?

– Кому продавать-то нас будут? – шепотом спросила девушка у своей соотечественницы.

– Не знаю толком… – промямлила дрожащая девушка, – Там, кажется, старуха-надсмотрщица говорила на ломаном русском, что нас продадут в гарем султана… тех, кто понравятся какому-то греку…

Настя тяжело вздохнула. Да уж, хороша судьбина красным девицам в этой стране!

Вошли двое. Первый, шедший на почтительном расстоянии от второго, по всей видимости, был слугой. А второй представлял собой странное смешение греческой, европейской внешности и восточного, турецкого стиля одежды. Длинная, тонкая шея, белая до бледности кожа, тёмно-каштановые волосы, чуть выбивающиеся из-под его причудливого головного убора, по-гречески прямой нос, немного кривая линия ехидных губ, правильные черты лица и умные, проницательные, хитрые карие глаза. И при всём при этом богатый, усыпанный каменьями восточный наряд… вельможи, что ли… такой щегольский! И шёл он так уверенно, как будто хозяин мира.

С мягкой, довольной улыбкой хищника он оглядел девушек.

– Добро пожаловать, Ибрагим-ага! – Подхалимски – сладко пропел работорговец, склонившись в глубоком поклоне.

Ибрагим, царственно кивнув, отправился расхаживать меж рядов, тщательно рассматривая каждую красивую девушку.

Работорговец столь же тщательно улавливал его интересы и с энтузиазмом рассказывал и расхваливал каждую из девушек. Ибрагим лишь усмехался его обильным излияниям.

До неё было ещё две-три девушки, как вдруг хитрый пронизывающий взгляд, зацепившись, остался на Насте.

– Постой! Покажи-ка мне вон ту…

Работорговец запнулся на полуслове.

– Вон ту?..

– Да.

Аккуратно взяв за плечо, Настю вывели из ряда.

До сих пор девушка с ужасом наблюдала за тем, как полонянок, понравившихся греку, выводят и раздевают, попутно расписывая прелести, до тех пор, пока тот не скажет «достаточно».

Чёрная рука работорговца уже коснулась покрывала, скрывающего её грудь.

Всё что угодно, только не такое унижение!

– НЕЕЕЕТ!!! – взвизгнула девушка, дико вырываясь, – Не посмеешь!

Сердце бешено колотилось в груди, глаза сверкали яростью тигрицы. А и без того пылающие волосы казались огнём вокруг головы.

Ибрагим плотоядно улыбнулся. Похоже, огненная красавица со сложным нравом!

Работорговец ухватил её за запястья и уже собирался силой сдёрнуть с неё верхнее покрывало, но Ибрагим повелительным жестом остановил его:

– Не надо, не трогай её.

Изумлённо выгнув бровь, тот подчинился.

– Я беру её, – продолжил Ибрагим, – Сколько за неё и за тех двух, что я ещё выбрал?

Вновь ехала не понять куда. В неизвестность. В пустоту…

На прошлое больше не оглядывалась – больно. Дышала думами о родных землях, о несчастной судьбе своей и других полонянок.

– Где же вы, земли родные, семья моя?! – Тихо всхлипнула она, забившись в угол повозки.

И оказалась в своей тюрьме. В огромном, чужом дворце Топкапы. Сколько же здесь было всего! Столько и не запомнишь. Но главное уловила Настася – сладкий, едкий и ядовитый дух гарема.

Новоприбывших девушек вновь вымыли, определили место для сна, одежду, объяснили правила.

– Кто такая? Откуда? Как зовут? – Спрашивали гаремные калфы, – не из роксоланов (русских) ли?

Девушка почти ничего не понимала.

– Я Настя! – Гордо вздёрнув головку, ответила она на своём языке.

– Будешь Роксолана, – отозвались калфы.

Кто? Роксолана? Чужое, непонятное имя…

Всякий раз, когда её так называли, девушку пробирала неизъяснимая дрожь.

«Я Настя, – про себя повторяла она, – Была и останусь Настей!»

Но пришлось привыкать.

Девушки делились на служанок господ, общую массу служанок-наложниц, в которую входила Настя, фавориток, у которых было отдельное жильё и на женщин из семьи султана. А именно его сёстры, всемогущая Айше Хафса валидэ-султан, мать повелителя, и его жена, хасеки Махидевран-султан.

Грянули серые будни. Сон, учёба, обед, работа и по кругу…

Зато научили многому: языку, танцу, грамоте и немного игре на инструментах. А ещё были такие уроки, на которых Настя неустанно краснела – уроки обольщения.

Свободные минутки выдавались редко. Настя всё это время покорно выполняла свою работу и сама поражалась своей покорности. С чего вдруг?

Она томительно ждала чего-то. Чего? Сама не понимала. Чего-то такого, что изменило бы её судьбу.

Девушки без умолку болтали о трёх вещах: о нарядах, о султане и о его семье.

Настю это мало интересовало. Она лишь звонко смеялась и распевала родные украинские песенки…

За это прозвали её Хюррем – «смеющаяся, забавная, смешливая».

Пела она хорошо. Так хорошо, что все любили её слушать в свободное от дел время.

Потому её и ещё нескольких девушек повели к молодому султану Сулейману показывать таланты.

На этот вечер их без конца мыли, красили, как кукол, наряжали.

Настася не испытывала ни волнения, ни страха, ни особого любопытства. Что ей султан?

Комната, в которую их ввели, была, как и большинство комнат во дворце, богата, уютна, пронизана духом востока.

В центре её сидел молодой султан. У него прямой нос, чёрные усы над тонко очерченными губами и проницательные, задумчивые и глубокие голубые глаза, сейчас казавшиеся почти чёрными в полумраке свечей. Он был богато одет, как и подобает султану, однако на голове у него был такой причудливый убор, который так позабавил Хюррем, что с её уст не сходила задорная улыбка.

Началось представление талантов. Девушки танцевали, извиваясь мягко, зазывно и страстно. Султан наверняка не останется равнодушным…

Хюррем особо не расстраивалась. Пусть она не умеет так изящно двигать руками и бёдрами, в ней больше задорного огня и жизнелюбия, чем у всех этих девушек вместе взятых.

Все они были красивы, как звёзды.

Когда очередь дошла до Хюррем, от неё не ждали ничего необычного. Красотки лишь ехидно усмехались.

Но ей было всё равно… Девушка начала петь. Пела свою любимую, родную, украинскую песню, с головой уйдя в воспоминания далёкого детства.