росте метр шестьдесят пять она выглядит ниже меня. Она пухленькая, и ее джинсы подчеркивают это. Но, в целом, она в довольно хорошей форме.

Мой желудок урчит от запаха жареного масла, хлеба и яиц.

— Я в порядке. Не сожги еду.

Я говорю это по привычке. Мама печально известна в семье тем, что уничтожает невинные блюда, превращая питательные съестные припасы в окаменелые угольные брикеты.

— Не буду. — Мама поджимает губы. — Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — Под ее утренней бодростью скрывается намек на беспокойство.

— Я в порядке.

В голове вспыхивают воспоминания о вчерашнем вечере… тот момент, когда она зашла ко мне пожелать спокойной ночи. Будучи болтливой благодаря слишком большому количеству вина, она попыталась рассказать мне историю о своем книжном клубе, но я отмахнулась от нее, сказав, что мне нужно побыть одной, чтобы закончить сборы в университет. Это было важнее. Когда я наконец-то легла в свою кровать, то часами смотрела в потолок, мучаясь чувством вины.

— Прости, что нагрубила вчера вечером.

— Я знаю, это просто твоя… — она подыскивает слово, которое, как ей кажется, не обидит меня, — природа, дорогая. Помни, я живу с тобой долгое время. — Она протягивает мне тарелку с французскими тостами и обнимает меня.

— Пожалуйста, нет, — говорю я как капризный трехлетний ребенок.

— Тебе же нравится. — Она смеется над моим дискомфортом и прижимает крепче к себе.

— Да, но в этом году мы уже обнимались миллион раз. — Я держу тарелку с едой в одной руке.

— Еще раз не повредит. — Как всегда, она права.

Я сжимаю ее в ответ, и мои глаза немного слезятся. Я моргаю пару раз, виня в своей излишней чувствительности переутомление.

Ее улыбка становится печальной, когда она отпускает меня.

— Давай поболтаем. — Она садится на один из четырех потертых стульев с жесткой спинкой.

Я сажусь на свободное место рядом с ней. Намазываю свой французский тост сиропом и режу его на кусочки.

— О чем? — спрашиваю я с набитым ртом.

— Нам нужно поговорить о лекарствах, — говорит она.

— А что с ними? — спрашиваю я, пытаясь избежать неприятного разговора.

— Ты не хочешь начать принимать их снова, хотя бы на некоторое время? Это лето выдалось не самым удачным. И я подумала, что было бы неплохо возобновить курс после всего, через что тебе пришлось пройти из-за отца. Мне жаль, что я не могу помочь тебе большим, но судебный запрет и все…

— Нет! Я же сказала, с медикаментами покончено. — Я сажусь прямо и засовываю вилку в тост. Он сочится сиропом.

Тревога изменила мою жизнь. Живя в браке в течение многих лет, моя мама понимает, как такие изменения, как возвращение в колледж или проблемы с отцом, влияют на меня. Вот почему я хожу к врачу. Психотерапевту, если быть точной.

— Просто спрашиваю. — Она не смотрит мне в глаза. — Не откусывай мне голову.

— Прости, мам.

— Не извиняйся, все будет хорошо. — Беспокойство чувствуется в каждом ее слове. — Тогда пошли. Сначала встреча с доктором, а потом перекус с дядей Эдом.

— Кофе нет? — спрашиваю я, отдавая свою полупустую тарелку. Я больше не голодна.

— Мы можем купить его по дороге.

Мы обе держим в руках два больших стакана кофе, когда входим в неприметный офис в неприметном комплексе. В приемной около белой стены стоят коричневый кожаный диван с бежевой подушкой и диспенсер (примеч.: диспе́нсер (англ. dispenser — дозатор) — устройство для выдачи чего-либо в определённой дозе, количестве) для горячей и холодной воды. На соседнем столике выставлены чашки, чайные пакетики, сахар и заменитель молока. Единственное яркое пятно — это ваза, которая украшена яркой цветной нитью, сплетенной вместе. Она в форме песочных часов и стоит на боковом столе. Пластмассовые желтые нарциссы выглядывают из нее.

Сандра Пикколо, мой терапевт, позирует у входа в свой кабинет. Ее предыдущий пациент вышел через заднюю дверь.

— Норма, Дани. Как вы? — интересуется Сандра, пока мы идем ей навстречу.

Ее темно-русые волосы до плеч собраны в высокий хвост, на лице сияет доброжелательная улыбка. На мой взгляд, она слишком молодая и чересчур задорная для психотерапевта. Но я не жалуюсь. После суровых мужчин, глядящих на меня из-за очков в роговой оправе, и старых женщин, которые должны были уйти на пенсию много лет назад, Сандра кажется приятной альтернативой. Могу сказать даже больше она — единственная причина, по которой я позволила маме тащить меня к врачу перед отъездом.

— Вместе или порознь сегодня? — спрашивает Сандра.

— Только я.

В большинстве случаев я провожу сеанс в одиночестве, но время от времени моей маме нужно поговорить об этом столько же, сколько и мне, если не больше.

Мы с Сандрой входим в ее кабинет, который оформлен в той же манере, что и приемная, за исключением полок с игрушками. Лего лежит рядом с мелками и маркерами, чучелами животных и куклами. (примеч.: Лего — марка конструкторов для детей).

Сандра работает со многими детьми.

Я немного старовата, чтобы быть здесь, но это не мешает мне сесть на один из диванов и обнять руками подушку. Это позволяет мне немного успокоить нервы.

— Как дела? — спрашивает Сандра.

Я знаю ее достаточно, чтобы предугадать, что если скажу «хорошо», она спросит, что мешает мне сказать «отлично». Я стараюсь быть более конкретной.

— Я нервничаю по поводу возвращения в колледж, но сборы не такие тяжелые, как в прошлые три раза.

Я пожимаю плечами. Волны напряжения в животе вызывают у меня тошноту.

Я мысленно возвращаюсь к своему полному провалу на первом курсе, который я хотела бы изменить. Я постоянно была в своей комнате в общежитии, за исключением занятий. Боясь войти в переполненные студенческие столовые, я питалась в «Данкин», «Домино пицца» и «Сабвее» в течение первого семестра и набрала почти 7 килограмм. Изоляция и асоциальное поведение способствовали заметному отсутствию друзей и даже заставили мою соседку по комнате, общительную бывшую баскетболистку средней школы медленно отдалиться от меня. В итоге, в конце первого курса она отказалась дальше делить со мной комнату.

Зато потом на уроке современной литературы я встретила свою лучшую подругу Таню. Наша дружба началась с того, что я предложила ей свою помощь с расшифровкой тем и символов. Тогда-то она прилипла ко мне как жвачка к ботинку и не отлипла, даже когда я ей рассказала про бардак в своей жизни. И вот я здесь. Если бы я только могла вернуться в то время и изменить некоторые вещи. В такие моменты я всегда вспоминаю мантру Сандры: «Никогда не возвращаться назад! Учись на прошлых