Александр Борисович с ожесточением почесал затылок и сказал:

— Ты, Костя, все-таки учти, что я еще не акклиматизировался и не могу врубиться во все эти хитросплетения. Поэтому буду рассуждать вслух. Но медленно. Если речь идет о неправильном увольнении прокурорского работника, то этим занимается Управление кадров Генпрокуратуры. Так?

— Совершенно верно.

— Рассуждаю дальше. Уволенный прокурор вызывается в вышеупомянутое управление, или же управленческий сотрудник выезжает на место. Так?

— Правильно. Ну и что с того?

— А то, что ты предлагаешь мне заниматься не своим делом. Разве я могу восстановить друга в должности?! Оснований для производства расследования уголовного дела здесь нет, преступления нет. Получается, его пока даже не уволили, а отстранили. Я почти уверен, что имеет место подстава.

— И я тоже. Но одной уверенности мало. Нужны факты. Поэтому я хотел попросить тебя, Чтобы ты слетал на несколько дней в Назрань. Разобрался бы в ситуации на месте. Причем не так уж чтоб совсем официально, с ножом к горлу, мол, доказательства на стол, иначе пасть порву. Нет, тут нужно каким-то образом смикшировать ситуацию, совершить типично примиренческую миссию.

— Попытаться, — уточнил Турецкий. — До конца, думаю, всех примирить невозможно. Есть же и такой ситуации виноватые.

— Скорей всего. Хотя порой бывают и недоразумения. Я перво-наперво имею в виду отношения Бритаева с прокурором республики. Их могли рассорить искусственно.

— Это уж как пить дать.

Считалось, что между Турецким и Бритаевым существовала мистическая связь. Они ровесники, оба с пятьдесят седьмого года, учились на юридическом факультете МГУ в одной группе и одновременно поступили в НИИ Прокуратуры СССР. В этом научно-исследовательском институте по изучению причин преступности и мер их предупреждения они были аспирантами-соискателями. Мог ли Турецкий плохо знать такого человека! Вместе учиться — это не только слушать лекции в одной аудитории. Тем более что они с Зауром были товарищами. Тот часто торчал у Турецких дома, знал его мать, дядю, те его, кстати, очень любили. Сашка немало времени проводил у Заура в общежитии, где собирались веселые компании. На военных сборах вместе, на каникулах вместе, часто общались по работе. Стоило Бритаеву появиться в Москве, хоть на день, обязательно встречались. Иногда Заур приезжал с детьми. Так что излишне говорить о том, как хорошо он знает этого человека. Уж самодуром или стяжателем Заура никто назвать не мог. Нужно ехать и выручать. Однако перед дорогой можно и должно привычно поерничать.

— Не жалеешь ты меня, Костя, — с наигранной жалостливостью протянул Турецкий, — не бережешь. Я нажарился в. Греции. Мне бы сейчас остудиться где-нибудь в Салехарде, поостыть. А ты меня опять посылаешь в горячую точку.

— Понимаю, — вздохнул Меркулов. — Да дело в том, что в Салехарде, слава богу, все спокойно. А нам нужно быть там, где все кипит. Такая у нас планида. И потом, обычно я тебя отзывал из отпуска, а сейчас — после.

— Налицо явный прогресс, — кивнул Александр Борисович.

— Вот, сам подтверждаешь. Точка действительно горячая, и ты не турист с тросточкой. При тебе остается право принять к производству, по согласованию с руководством, любое следственное дело на территории России. Короче говоря, дерзай. Когда будешь звонить, попроси, чтобы забронировали номер в гостинице «Надир». Я в прошлом году там останавливался. Хорошая. Ну, с Богом?

— Ох, погубит меня моя доброта…

Александр Борисович начал рыть тоннель с двух концов. Сначала он посетил генпрокурора, который вручил ему предписание о том, что на определенный срок Турецкому предоставлены особые права как его представителю. Потом, заказав билет, позвонил в ингушскую прокуратуру, сказал, что сегодня прилетает к ним в командировку. Насчет «Надира» говорить не стал — зачем напрягать людей. Где забронируют, там и забронируют. Они сами пообещали, что номер в гостинице будет, машина в аэропорту встретит.

Потом позвонил домой Бритаеву. По голосу чувствовалось, что Заур если не убит горем, то во всяком случае весьма удручей, даже несколько растерян. Турецкий сказал, что летит именно по его делу.

— Не падай духом, Заур. Меркулов сказал, что, на худой конец, готов взять тебя на работу в Москву. Есть такая возможность.

Уж на что Ирина привыкла к тому, что муж неожиданно срывается с места, но тут даже она была ошарашена. Не успел выйти на работу, как сразу же улетает.

— Ладно, дня через три вернусь, — успокоил он и пил ей квитанцию. — Ты возьми из проявки греческие пленки и отдай напечатать снимки. Десять на пятнадцать, на глянцевой бумаге.

В тот день вылет рейсового самолета из Москвы в Назрань по техническим причинам отложили на несколько часов, но салон «Яка» все равно не был заполнен до отказа. Турецкий сидел возле иллюминатора, место рядом с ним оставалось свободным, поговорить не с кем. Может, оно и к лучшему, нужно сосредоточиться. Не успевший еще войти в рабочий режим после двухнедельного отдыха следователь в полудреме думал про Заура, вспоминал всякие случаи из его жизни и как-то незаметно заснул. Проснулся уже перед самой посадкой, точнее, был разбужен голосом стюардессы, через микрофон велевшей пассажирам пристегнуть ремни.

На площадке перед зданием аэропорта машины из прокуратуры не оказалось — Турецкому, когда он заказывал из Москвы гостиницу, продиктовали номер, но такого он не увидел. Несколько минут подождал — безрезультатно. Машины только отъезжали, новые не появлялись. Вернувшись в здание аэровокзала, подошел к справочному бюро. Может, у встречающих что-то изменилось и на его имя оставили записку. Ведь он даже не знает, в какую гостиницу нужно ехать.

В ответ на его вопрос девушка спросила:

— А вы откуда прилетели?

— Из Москвы.

— Каким рейсом?

— Четыреста семьдесят третьим.

— Когда?

— Только что.

Очаровательно улыбнувшись, девушка придвинула к себе микрофон на короткой стойке и объявила:

— Граждане встречающие! Произвел посадку самолет, прибывший рейсом четыреста семьдесят три из Москвы.

С трудом сдержав смех, Турецкий вновь вышел на привокзальную площадку. В отличие от московских аэропортов, где водители ведут агрессивную борьбу за пассажиров, здесь не было ни одного такси. Редкие, стоявшие перед фасадом машины отъезжали одна за другой и так быстро рассосались, что Александр Борисович не успел набиться к кому-нибудь в попутчики.

Турецкий позвонил по мобильнику в местную прокуратуру — связи не было. Он выяснил, что автобус до Назрани — последний — отправится часа через полтора. После московского прибудет еще один самолет. Расписание составлено с таким расчетом, чтобы чохом забрать всех.

Как же ему отсюда выбраться? Спросил одного работника, другого. Ничего путного не посоветовали. Наконец пожилой грузчик сжалился: