«Сталкер! Зона — это свобода. Вступая в нашу организацию, ты выбираешь свободу…»

Под эти слова я выстрелил в силуэт, замаячивший во дворе, и, кажется, попал.

«Здесь ты найдешь людей, готовых поделиться с тобой последним куском хлеба».

— И запасом забористой травы, — прокомментировал Лис.

По ту сторону двора притихли и больше не пытались лезть напролом.

«Тебе гарантированы надежные друзья и минимум сухого закона…» — продолжал громкоговоритель.

— Мать их. У нас товарища, кажется, убили, — хмуро сказал Лис.

— Последи за домом…

Я склонился над раненым Тихоном. Тот был жив, но бинты не помогали, кровь все шла и шла из порванной яремной вены, и она была везде — у него и у меня на комбезе, на скудной траве Темной долины, на осколках битого кирпича у нас под ботинками. За те короткие минуты, пока крутилась агитационная запись, а противники чего-то ждали, Тихон умер у меня на руках, а Рудый с Шурой наконец добрались до задней стены дома, обогнув «электру».

Об этом я узнал по взрыву гранаты, брошенной «свободовцам» в окно. После того, как рвануло, мы с Лисом добрались до дверного проема и на всякий случай выпустили внутрь по автоматной очереди.

Громкоговоритель вдалеке умолк, наверное, кончилась запись. Рудый прошелся по единственной комнате, переворачивая вверх лицами тех мертвецов, которые лежали ничком.

— Их всего трое, обычные наркоши с ремзавода. Курьера нет, ящика тоже нет. Курьер то ли ушел по краю «электры», то ли вообще здесь не появлялся. Прочешите двор, чердак, поищите, нет ли замаскированной ямы, тайника.

Мы искали, но ничего не нашли. Кто подстрелил Тихона, оставалось неясным, осведомитель, несмотря на попытки Рудого, на радиосвязь не вышел, люди Чехова могли устроить вылазку, надо было отступать из Темной долины, и мы это сделали, унося тело Тихона, завернутое в кусок брезента. На разгромленном хуторе за нашими спинами грызлись и рычали слепые псы, и это, по сути, оказалось единственным результатом ночной вылазки. В происшедшем, даже помимо провала, была какая-то дополнительная неправильность, но смысл ее ускользал — его вытесняла тяжелая, внезапно навалившаяся усталость. Я двигался вслед за Рудым, автоматически переставляя ноги.

Через Свалку, занятую бандитами Йоги, мы тогда возвращаться не стали, а отправились в обход вдоль северной границы Кордона, оттуда по грунтовой тропе, которая тянулась по самой кромке болот. Даже тропой ее трудно было назвать, так, более-менее ровная местность, по сторонам поросшая падубом. Очень скоро мы ее потеряли и просто ломились сквозь кусты. Разок-другой вдалеке замаячили мародеры, связываться с нами эти разрозненные группы в два-три человека избегали. «Долг» — не диггеры, много хабара не наберешь, зато получить пулю точно в лоб от такого человека, как Лис, очень даже можно.

Во время этого перехода нас и застал очередной выброс.

Предупреждение передали по рации Рудому. Кто это сделал — я не разобрал, но успели они вовремя. Однако получить предупреждение — это одно, а вот воспользоваться им — совсем другое. Стояла тьма хоть глаз выколи, под ботинками то хрустели изломанные ветки, то хлюпала вода, кусты загораживали обзор, к тому же мы не могли бросить Тихона просто где попало и не запомнив места, а поэтому едва успели добежать до полуразрушенного дома из когда-то красного, а теперь блекло-бурого кирпича. Кирпич этот по очереди точили Зона и непогода. В проломах старых стен он лежал грудами, внутри пахло плесенью и гнилым деревом, но это была защита, и попалась она как нельзя вовремя. Тряхнуло так, что мало не показалось. Мир утратил ясность очертаний и превратился в какой-то мутный кисель. Ходили ходуном земля и стены, хотя, наверное, это была иллюзия. Продолжалось это довольно долго, а потом Рудый разрешил привал еще на час. Он все сильнее мрачнел, опять возился с рацией, а для переговоров с Крыловым зачем-то ушел далеко в сторону. Без Рудого Шура свалился на более-менее сухое место и мгновенно уснул. Лис запалил костер, выбрав для этого комнату без потолка, и устроился возле огня. Он посвистывал и шевелил пальцами, будто перебирал струны несуществующей гитары, а потом задремал, вытянувшись на куче досок. Я уже собирался последовать примеру Лиса, когда услышал едва различимый звук чужих шагов.

Чужак появился ниоткуда и очень тихо. Он подошел, заранее убрав ствол, молча сел возле костра и протянул к нему ладони. В сентябре под утро не холодно, но парень явно мерз, возможно, попал в радиоактивное пятно и схватил дозу. Это был совсем зеленый пацан, как мне тогда показалось, всего лет семнадцати, в дешевом комбезе, с тощим рюкзачишкой за спиной, с платком, намотанным на шею. Кожу худого запястья «украшала» татуировка в виде черепа, сквозь глазницы которого проросла роза. Такие ребята выживают в Зоне не более нескольких недель, видел я их много раз. По мягкому, почти девичьему лицу сталкера бродили пятна света и тени. Чуть позднее я понял, что это и есть девушка — чумазая, молчаливая, сильно осунувшаяся и потому некрасивая от усталости. Ей было нечего делать в этом чертовом месте, я так и хотел ей сказать, но почему-то не смог. Она посидела у нашего костра около получаса, грея пальцы, но, как только я попытался заговорить, молча исчезла в темноте.

…Шура, проснувшись через полчаса и услышав эту историю, донимал меня шутками. Рудый же, который уже вернулся, напротив, помрачнел еще больше.

— Ты к ней, случайно, не лез?

— Нет.

— И на том спасибо. Татуировка в виде черепа с розой на запястье?

— Да.

— «Черная невеста». Странно, что ты ее историю раньше не слышал. Обитал тут один ученый еще в девяностые, работал на правительство, говорят, ковырялся в еще не остывшем Саркофаге, ну и доковырялся — получил лучевую болезнь последней степени… А баба та замуж за него собиралась…

— Ей двадцать лет только-только, может, она его дочь, а не вдова?

— Слушай, Моро, ты меня не понял? Мертвая она. Мертвая давно, так что пока Зона стоит, так она и будет ходить двадцатилетней.

— Тоже в Саркофаге ковырялась?

— Видела много лишнего, знала много лишнего. Ну и повесилась после.

Я вспомнил платок на шее ночной гостьи и не то чтобы поверил сержанту, но настроение у меня испортилось, хотя оно и так было не фонтан.

— Эта «невеста» издали чувствует, когда несут «холодный груз», и приходит проводить, — добавил Рудый под конец. — Ничего хорошего нам, ребята, это не обещает, но хуже всего, если ты до нее дотронулся, хотя бы мимоходом.

— Да я ей даже в глаза не заглядывал. А если бы прикоснулся, тогда что?

Рудый пожал плечами и сплюнул под ноги.

— Давай прикалывайся и дальше. Вот если наврал, сам потом все узнаешь.

Скептически настроенный Шура заржал.

…На нашу базу в бывшем НИИ «Агропром» мы добрались только поздним утром, вымотавшиеся и мокрые от внезапно налетевшего ливня. Тихона следовало похоронить, но тело забрал для вскрытия хирург Волобуенко, я же стащил с себя тяжелую броню и, воспользовавшись законными часами отдыха, провалялся на койке до самого вечера. На душе было муторно и тоскливо. Задание мы провалили, Рудый сейчас находился у Крылова. Осведомитель нас слил, ящик, что бы в нем ни было, исчез. Это была не моя вина, однако смерть Тихона и никчемная ликвидация трех наркош на заброшенном хуторе имели ко мне самое прямое отношение как к участнику событий.