Они решили пожениться! Себастьян так и сказал однажды, опустившись на одно колено:

— Мне сейчас для полноты счастья не хватает, чтобы одна замечательная девушка сказала «да»! Эвелин, ты согласна стать моей…

— Да!!! — прокричала Эвелин, не помня себя и захлебываясь от радости.

А потом они решили, что сначала надо познакомиться с родителями Себастьяна, а уж потом — идти в церковь назначать день венчания. У Эвелин была только мать в Нью-Йорке, которой давно было все равно, где ее дочь и жива ли она вообще, так что вопрос знакомства Себастьяна с матерью Эвелин попросту отпадал. Эвелин надеялась обрести здесь новых родственников, искренне полюбить их и вообще, возможно, расстаться с Нью-Йорком. Впрочем, это были слишком далеко идущие планы, и она из осторожности не трогала их до поры до времени…

Эвелин вышла из ванной, завернувшись в большой белый халат. Блаженство. Какое блаженство! Мягкое кресло, нежное полотенце на волосах, теплый солнечный квадрат на полу, чашка горячего утреннего кофе и дольки апельсина… А потом — неожиданный сюрприз! И даже, возможно, не один. Конечно, она не успеет до десяти часов приехать на работу, и Бернар был последним из наивных глупцов, если поверил ее обещанию.

Она посмотрела в окно, как солнце блестит на молодых, крохотных листочках дерева, и сердце ее переполнилось восторгом. А с другой стороны через крыши низких домов видно море. Она хочет уплыть. Куда-нибудь далеко-далеко. И чтобы рядом был любимый мужчина (конечно, Себастьян!) и чтобы вокруг ни души. Долго-долго ни души. Месяц. Нет, лучше два. Или три…

Конечно, она будет немного скучать по своей любимой сиреневой комнате, которая стала ей словно близкая подруга. Эвелин огляделась вокруг: белый орнамент стен, причудливые обои — нежно-сиреневые и цвета фуксии… Кровать с ажурной металлической спинкой черного цвета… Белые стулья и картинки на стене, подвешенные на фиолетовых лентах… Истинно французская спальня. Себастьян всегда говорил, что в этой комнате его тянет на безумства любви. И правда: почему-то в его квартире им было не так интересно отдаваться друг другу, как здесь. Жаль только, что в последнее время Себастьян был очень занят…

Она неосознанно провела ладонью по плечу, словно обнимая себя. Да. В последний месяц они все больше говорили о помолвке и все меньше были близки. До ее дня рождения остается чуть больше недели, и Себастьян обещал обязательно за это время свозить ее «к своим» — в Лилль. Но завтра последняя суббота до дня рождения, а он молчит.

Эвелин была не робкого десятка — она сама сбиралась напомнить Себастьяну об этом обещании, но не по телефону, а при встрече. Сегодня. Потому что в последний раз они благодаря его чрезвычайной занятости встречались лишь в понедельник, а в постели были вообще две недели назад. Да и то как-то торопливо, словно на бегу.

Может, она ему разонравилась? Эвелин тут же гневно прогнала эту нелепую мысль. Себастьян любит ее! Как она может ему разонравиться? Просто у него появилось это странное чувство, что одолевает всех мужчин перед свадьбой: тоска по свободе, которую вскоре предстоит потерять. Это чувство заставляет их порой вести себя оскорбительно по отношению к своим невестам…

Нет. Все это неправда! Эвелин отпила большой глоток горячего кофе и нервно зажевала его тремя дольками апельсина сразу. Себастьян не такой! Он любит ее.

Освободив волосы из полотенца, она встала, подошла к большому зеркалу, где можно было увидеть не только себя в полный рост, но и всю комнату. Да. Она красива. Немного удлиненное лицо, тонкий нос, полные губы, длинная челка закрывает лоб. На левой щеке, чуть повыше уголка губ — родинка, которая всегда сводила мужчин с ума… Эвелин распахнула халат. Фигура у нее, можно сказать, идеальна. Что по французским, что по американским меркам. Немного худая, впрочем, сейчас это не страшно, поскольку модно. Небольшие упругие груди со смуглыми, темными кружочками посередине… Себастьян так любил их целовать. Эвелин вдруг стыдливо, как будто кто-то мог сейчас увидеть ее, запахнула халат.

Потом немного постояла в раздумьях и снова раздвинула полы: а ведь у нее красивые бедра. И талия. И ноги. Но Себастьян любит ее не только за это. Он любит ее за то, что с ней всегда весело, это он сам говорил. А еще за то, что она умница, интеллектуалка, знает уйму языков (на самом деле кроме родного только французский и немного итальянский).

Что ж, может, Себастьян рассуждал так, потому что был продавцом автомобилей и знал только родной французский? Его небольшой автосалон, расположенный в северной части города, приносил ему хороший доход, позволявший безбедно и в общем-то нескучно жить, но совершенно не давал никакого «интеллектуального багажа», как любила говаривать ее подруга Рене.

Впрочем, Эвелин и не надо было никакого багажа. Ей было вполне достаточно того, что с Себастьяном можно легко и свободно общаться на все (ну почти все) темы, поверять ему свои тайны и страхи, если таковые возникали. Впрочем, с ним никогда не было страшно.

Эвелин оделась, решила, что подкрасится в офисе (все равно в ее кабинете до одиннадцати утра никого не будет, а перед Бернаром появиться в таком виде даже целесообразнее), и отправилась в гараж.

Вот, кстати, машина — тоже дело рук ее прекрасного щедрого Себастьяна. Если бы не он, сколько месяцев ей пришлось бы копить на покупку автомобиля либо ездить на арендованном? Много. А может быть — всегда.

Итак, она ехала по утреннему Довилю, любуясь, как на ветвях проступают первые юные листочки и бутоны цветов, думая о том, какой весенний и многообещающий сегодня дует ветерок с побережья, и предвкушая, как у нее все будет хорошо. То есть не у нее, а у них с Себастьяном.

Бернар восседал в своем любимом кресле, чинно сложив ладони на столешнице, словно первоклассник: большой, светловолосый, он напоминал Эвелин медведя — доброго плюшевого мишку с хитрющими зелеными глазами, которые очень нравились женщинам.

Ждал, наверное! — подумала она, оценив его демонстративную позу. Ну это-то понятно, что ждал, ведь Эвелин опоздала на полчаса: сейчас — половина одиннадцатого, а она обещала быть в десять. Можно было бы и не дергать ее до одиннадцати, когда официально начинался ее рабочий день.

— Привет! Заждался?

— Эвелин… Ты прекрасна, как… утренний Довиль! Как…

— Давай к делу. Мне еще к системному администратору надо заглянуть, почта виснет.

— О. Ты торопишься? — Он будто не понял сути ее слов и глупо улыбался. Сегодня его желание стать ее «близким другом» было особенно откровенным.

Эвелин нахмурилась:

— А ты как думал? Если уж я пришла… Что у тебя стряслось?

— Ничего страшного, Эвелин… Да ты садись поудобнее. — Бернар как-то суетливо, что совсем не вязалось с его обычными манерами, подскочил к ней, склонился над ее креслом, внимательно посмотрел Эвелин в глаза, потом выпрямился и заговорил: — У меня к тебе предложение. Самое неожиданное.

— Надеюсь, не замуж? — пошутила она.