что превращает их в своеобразный поэтический ребус. Например, стихотворение с эпиграфом из Бальмонта «О, тихий Амстердам…» открывается парафразой из совершенно антагонистичного Бальмонту Есенина: «Никогда я не был в Амстердаме…». Или в строчках «Ну вот – петрушка, пастернак. Душисты листья базилика. А кто-то скажет: «Пастернак. Россия, Лета, базилика…» речь вроде идет о Пастернаке, а перефразируется Мандельштам.

Чем дальше, вы будете листать страниц, тем больше убеждаться, что Марк Котлярский – поистине блестящий мастер парафраз, игры в ассоциации и созвучия, и тем больше вам будет хотеться разгадывать заданные им загадки.

Но игра – на то и игра, что в ней никогда не получается выигрывать, и потому не все стихи в этой книге равноценны (впрочем, бывают ли вообще такие книги стихов?!) и временами автору явно изменяет чувство вкуса и меры. А ведь цитата – не только прыткая, но и опасная цикада, и вместе с цитрусовым ее ароматом в ней нередко скрыта горечь цикуты, парализующая самый нерв стиха.

Но стоит заметить, что в книге достаточно стихов и без всяких цитат и эпиграфов – о любви, о прошлом, о том же смысле жизни и о Боге, с собственной поэтической интонацией, зримыми метафорами и точными эпитетами, и стихи эти, безусловно, хороши сами по себе. Да вот хотя бы вот это:

В плацкартном вагоне,

где люди – в избытке

и воздух наполнен

не запахом мяты, —

в плацкартном вагоне

подушки примяты,

и простыни свесились,

словно знамена;

в плацкартном вагоне,

где режутся в карты,

где чай подают,

сожалея о чае;

в плацкартном вагоне

мы вдруг замечаем,

что люди как люди:

не лучше, не хуже.

Мы едем, мы едем

в плацкартном вагоне,

проносятся мимо

плацкартные кони,

плацкартные реки

сбегают лениво,

волнуются в поле

плацкартные нивы.

Бормочут колеса:

„Плацкарта,

плацкарта…“

Такая, вот,

нынче

нам

выпала

карта.

Словом, эта книга заслуживает того, чтобы прочитанной, а точнее пролистанной с любого листа, чтобы найти те строки, которые окажутся для тебя наиболее близкими – именно так, как читаются обычно все книги стихов.

Впрочем, я кажется заболтался, а уже раздался третий звонок, и вам пора заходить в зал и занимать места согласно купленным билетам. Добро пожаловать в поэтический театр и поэтический мир Марка Котлярского.

Петр Люкимсон,

писатель, журналист

Было без малого восемь часов утра, когда титулярный советник Яков Петрович Голядкин очнулся после долгого сна, зевнул, потянулся и открыл, наконец, совершенно глаза свои. Минуты с две, впрочем, лежал он неподвижно на своей постели, как человек не вполне еще уверенный, проснулся ли он, или еще спит, наяву ли и в действительности ли все, что около него теперь совершается, или – продолжение его беспорядочных сонных грез…

Ф. Достоевский, «Двойник», Петербургская поэма

Из цикла «Прощание с Петербургом»

Господин Голядкин

Вот господин Голядкин —

Мой нелепый двойник.

Где-то на улицах города

Он нежданно возник.

Он обо мне не знает,

Я не знаю о нем.

Встретимся мы случайно

Светлым осенним днем.

И отшатнемся в испуге,

И разойдемся прочь,

Не знающие друг о друге,

Похожие точь-в-точь.

И каждый спрячется в доме —

В клетке своих надежд,

Сжигая старые письма,

Путаясь в грудах одежд.

И все нам будут мерещиться

Знатные люди столиц,

Чиновники высокопоставленные

С наградами, но без лиц.

Заполнят наши квартиры,

Беззвучным криком крича,

Люди, а может быть, нелюди

С единым лицом палача.

Одетые в крепкие робы,

Пришельцы каких систем?

А на груди у каждого

Начертано – «37»!

– Алле, господин Голядкин,

Голядкин вы или я?

– Увы, господин Голядкин,

Мы с вами одна семья.

Одни нам выпали страхи

И дни, что так коротки…

– Алле, господин Голядкин?!

А в трубке гудки, гудки…

…Довольно играться в прятки!

И я направляюсь в жэк.

Но мне говорят:

– Голядкин

Убыл в грядущий век.

– Простите, а я в каком же?

Кто я – друг или враг?

Куда ведут катакомбы

Официальных бумаг?

И мне говорят величально:

– Позвольте вам выйти вон!

…И где-то звучит погребальный,

Вполне колокольный звон…

Карета на Невском

Питерская баллада

Карета на Невском, карета на Невском,

Лакей на запятках, прокатимся с блеском!

На кучере – новый камзол.

Поедем, помчимся от бед наших подлых,

От козней зловредных, от замыслов поздних,

От всех наших нынешних зол!

Несутся лошадки, несутся лошадки.

Как будто бы в прошлое, в даль, без оглядки

Карета летит.

За окном

Дорога пылится, дорога пылится.

Встает перед нами ночная столица

В державном величье своем.

Вот так бы и мчаться, вот так бы и мчаться,

И с прошлым далеким на миг повстречаться,

Истории в очи взглянуть!

…Но время катания вышло, похоже.

– Слезайте, приехали! – кучер доложит.

И нам остается вздохнуть,

Взглянуть на карету, взглянуть на карету,

Лакею вручить за поездку монету

И с Невского поворотить.

…Карета на Невском, карета на Невском!

И грусть настигает. Но только вот не с кем

Об этом поговорить.

Ленинград, восьмидесятые…

1

Зло расцветает на лицах,

Маковым цветом пыля.

Северная столица,

Бедная наша земля.

Вздрогнут уставшие ветви

И загудят провода:

В мире несоответствий

Канули мы навсегда…