То между осыпей шел, то вдоль потоков седых,

То в бездорожье, в горах старого мира старей.

То пред верблюдами брел, тяжко веревку влача,

То, словно вьючная тварь, с ношею — мимо дверей,

В город из города шел, всюду людей вопрошал,

К берегу дальних земель плыл я по шири морей{3}.

Носир Хисроу

Так усилиями путешествующих наводились «мосты» между народами и цивилизациями, так происходил взаимный обмен информацией — непременное условие развития общества. «Только от распространенности сношений зависит, теряются — или нет — для дальнейшего развития созданные в той или другой местности производительные силы, особенно изобретения» (К. Маркс и Ф. Энгельс){4}. Внешние воздействия способствовали прогрессу стран и областей, подготовленных к усвоению и реализации достигнутых другими успехов. На благодатную почву пересаживались целые культурные пласты, «и здесь начинали новый цикл развития в условиях новой исторической действительности: изменялись, приспосабливались, приобретали местные черты, наполнялись новым содержанием и развивали новые формы»{5}. Из восприятия и переработки чужого рождалось свое, особое, неповторимое: в тигле местного творчества заимствованное сплавлялось со своим и обретало иное качество. Именно таким путем произошло приобщение феодализирующейся Руси к зрелой культуре византийского Средневековья.

Произведения романского прикладного искусства в Восточной Европе, XII–XIII вв.: а — предметы импорта; б — районы их изготовления; в — пути сообщения

На стыках различных культур возникали смешанные и оригинальные формы: благодаря диффузии и взаимодействию несхожих элементов она становилась более сложной, «гибридной». Такова блистательная культура Сицилии XII столетия, где после арабского и норманнского завоеваний сошлись Запад и Восток. В островной архитектуре органически слились черты византийской архитектуры, арабской и романской. Одни сицилийские церкви напоминают мечети, другие — христианские базилики. В импозантных интерьерах золотые византийские мозаики и резьба по цветному мрамору удивительно гармонируют со сталактитовыми потолками, расписанными египетскими художниками. Благодаря скрещению художественных принципов, порожденных разными традициями и восходящих к разным школам, развитие средневековой культуры предстает как единый, взаимосвязанный и взаимообусловленный процесс.

По самой своей сути искусство того времени было коллективно и коммуникативно: художник, заботившийся не о внешнем правдоподобии, а о символическом, «горнем» смысле изображаемого, говорил на общесредневековом языке. При таком понимании творческих задач искусство приобретало надэтнический масштаб. В нем необычайно возрастала роль наиболее емких по содержанию композиций и сюжетов, которые с легкостью переходили из страны в страну, из мастерской в мастерскую. Параллелизм развития разных народов, единство теологической культуры и эстетики создавали благоприятную почву для переноса изобразительных формул — стереотипов. Их распространяли странствующие ремесленники или местные мастера, работавшие по чужеземным образцам. Средневековый художник стремился впитать опыт и знания своих зарубежных коллег, быть в курсе всего лучшего, что ими создано. Автор «Сочинения о различных искусствах» пресвитер Теофил (конец XI — начало XII в.) писал в предисловии:

«Коль скоро ты его с вниманием тщательно исследуешь, то увидишь, чего достигли в Греции в отношении различных видов красок и смесей, что знают в Тоскане об электре (твердом соединении серебра с золотом. — В. Д.) или о разнообразии черных красок, что знают, в отличие от других, арабы в области кузнечного дела и литья, каким разнообразием сосудов различной формы, изготовлением гемм или изделий из кости, украшенных золотом [и серебром], славится Италия, как любят и ценят разнообразные оконные украшения во Франции, что хвалят в Германии из числа золотых, серебряных, бронзовых, железных, деревянных и каменных изделий»{6}.

Лишь немногие из путешественников Средневековья оставили записки о своих скитаниях в отдаленных и удивительных краях. Эти энергичные, сильные и решительные люди не вели путевых дневников и не писали подробных писем; безвозвратно канули в Лету сами их имена. О некоторых уцелели только скупые и отрывочные сведения, всесторонне изученные наукой. Чтобы рассказать о средневековых землепроходцах, современный исследователь обращается к археологии, нумизматике, истории искусства. Он заставляет «говорить» не только хроники, ученые трактаты, деловые документы, но и архитектурные памятники, и «мертвые» музейные экспонаты — безмолвных свидетелей некогда процветавшей торговли, многотрудных странствий «духовных ратоборцев»-пилигримов, парадных приемов иностранных послов. Он исходит из того, что между отдельными областями культуры не существовало жестких и неподвижных границ: обращение к литературе, эпосу, мифологии, истории религий открывает для него неожиданные перспективы. И тогда детали, которые вначале казались несущественными и случайными, превращаются в ключ к пониманию многообразных явлений. «Посторонние» факты, якобы независимые друг от друга, находят свое место в целостной картине. Раздробленное и само по себе мертвое, вписываясь в широкий контекст, преобразуется в яркую, многообразную и вечно живую историю.

Археолог обладает собственными методами исследования связей, изучая вещи и монеты, найденные вдали от их родины. Выявляемые предметы импорта он делит на две категории: предметы массового ввоза и предметы роскоши. Первые (монетное серебро, стеклянные и каменные бусы, дешевые металлические украшения, оружие) характеризуют как внешние связи, так и повседневный внутренний обмен. Они сначала поступали на городские рынки и ярмарки, оттуда купцы-коробейники разносили их по деревням. Эти иноземные изделия пользовались большим спросом у феодальной знати, в среде ремесленников и крестьян (у последних — за исключением оружия). Предметы роскоши (произведения художественного ремесла из золота, серебра и драгоценных камней, шелковые ткани, поливная и стеклянная посуда) переносились на огромные расстояния в составе посольских и свадебных даров, паломниками, бродячими ремесленниками и эмигрантами, в числе военных трофеев. Драгоценная утварь быстро оседала в сокровищницах светской аристократии и ризницах монастырей, превращаясь в «недвижимое имущество». Изделия из серебра нередко переплавлялись в монеты или слитки и снова попадали в сферу обращения.

Определение происхождения импортных предметов позволяет установить те страны, между которыми велся обмен, и страны, расположенные на главных коммуникациях. Хронология вещей намечает периоды зарождения, расцвета и постепенного затухания связей с тем или иным районом, а их картографирование помогает реконструировать важнейшие пути сообщения. Концентрация находок выявляет основные торговые центры. Обстоятельства открытия предметов (в кладах, на территории замков, городских крепостей-детинцев или торгово-ремесленных посадов, среди утвари церквей, на сельских поселениях и в могильниках при них, в дружинных погребениях) содержат сведения о социальном составе участников обмена.

Так углубленное изучение