земского судью, собрал тысячи рабочих, нашел в римских руинах необходимые материалы и к 1189 г. мост завершили. Впоследствии Бенезета похоронили в часовне на мосту и канонизировали. Приношения святым и мостовая пошлина с проезжих шли на ремонт мостов. Монастырские гостиницы по соседству с ними принимали путников «всякого рода и звания».

Сухопутные дороги примыкали к речным системам — главным путям сообщения того времени. Речные трассы, более многоводные, чем теперь, считались относительно более безопасными, и передвижение по ним обходилось дешевле. По рекам плавали на долбленых челнах и крупных ладьях — «однодеревках», т. е. сделанных из цельного ствола. К корпусу ладьи дубовыми гвоздями-«нагелями» и животным клеем прикрепляли обшивку, а поверх однодеревной основы насаживали дощатые борта (древнерусские «насады»), корпус укрепляли распорками-шпангоутами. Мачту с парусом фиксировали канатами, протянутыми к носу и корме. Остатки такой лодки XI в. (длиной около 7 м) найдены при раскопках в Новгороде. Сложность многосоставной конструкции этого быстрого и подвижного судна — свидетельство высокого кораблестроительного искусства. На ладьях с набойными бортами, вмещавших до 40 «мужей», плавали не только по спокойным рекам, соединенным волоками, но и выходили в открытое море. Чтобы предохранить гребцов от стрел, корабль перекрывали палубным настилом.

В судостроении VIII–XI вв. не имели соперников викинги — создатели маневренного и устойчивого морского корабля с сильно развитым килем. Тяжелые грузоподъемные суда торгового назначения (knarr) оснащали веслами и мачтой с большим четырехугольным парусом. Их обслуживала немногочисленная команда в 15–20 человек. Под парусами и на веслах ходили военные «длинные корабли» (langskip) или «драконы» (dreki). Конунги строили и огромные по тем временам суда с 30 и более парами весел при максимальной длине около 50 м (экипаж свыше 100 человек). «Драконы моря», «Большие змеи» несли на штевне резную голову дракона — она устрашала врагов и наделяла корабль магической силой. Корабли, сходные «звериным» декором со скандинавскими, упоминают русские былины:

Приказал Садко-купец богатый:

«Ай же вы, слуги мои прикащики,

А и стройте-ка тридцать три корабля.

Нос, корму сводите по-звериному,

Бока-то сводите по-змеиному,

Вместо очей вставьте по яхонту…»{30}

При плавании в открытом море ориентировались по солнцу и звездам, с XIII в. — по компасу. Никогда не заходящая Полярная звезда — «звезда мореходов» — надежно путеводила морякам.

Гегамы-амулеты с изображением волхвов — покровителей путников, IX–X вв.

1 — из раскопок в Смоленске; 2 — из Ливерена (Нидерланды)

Все сухопутные и водные трассы рано или поздно приводили к укрепленным городам, окруженным открытыми поселениями. Они притягивали с магнетической силой, ибо, как утверждали тогда, «городской воздух делает человека свободным». Гордясь добытыми в борьбе привилегиями и сознавая собственную значимость, горожане изображали на своих печатях зубчатые стены, отделявшие их от остального мира. Другим воплощением города был кафедральный собор, паривший над хаосом человеческих жилищ. Для путника он знаменовал конечную цель путешествия. Приближаясь к Шартру, стоящему на плоской равнине, путешественник еще не видел самого города с его старинными двухэтажными домами под черепицей, но уже издалека замечал стрельчатый силуэт знаменитого готического храма. При появлении этого ориентира, к которому стягивались дороги и тропы, приободренные странники ускоряли шаг.

«…Он понял, что башня овладела всей округой, преобразила ее и господствует над ней, одним своим существованием изменяя лик земли повсюду, откуда она видна. Он окинул взглядом горизонт и убедился, сколь истинным было его видение. Повсюду возникали новые дороги, люди кучками прокладывали себе путь меж кустов и вереска. Округа покорно обретала иной вид. Вскоре город, подняв кверху огромный палец, будет похож на ступицу колеса, появление которого предопределено, непреложно. Новая улица, Новая гостиница, Новая пристань, Новый мост; и вот по новым дорогам уже идут новые люди» (Уильям Голдинг){31}.

Путешествия по средневековым дорогам требовали большого мужества и выдержки. Следовало всегда быть готовым к неприятным встречам и волнующим происшествиям. Из замков, похожих на орлиные гнезда, на проезжих неожиданно нападали рыцари-разбойники, в лесах укрывались грабившие купцов бродяги и всякие лихие люди, на морях хозяйничали пираты. На «великие опасности» обрекал себя доверившийся морской стихии и утлому судну. Море грозило бурями, могучими приливами и отливами, периодами полного безветрия, когда на затерянном в безбрежных просторах корабле иссякали запасы провианта и пресной воды. Человека, который подвергал такому риску чужое имущество или собственную отягощенную грехами душу, считали до предела безрассудным, искушающим бога. Излюбленный литературный стереотип — кораблекрушение во время шторма — наполняли живым чувством пережитого:

Вот я всхожу на корабль, судьбу доверяю теченьям,

Ветер надул паруса, весла ударили в лад.

Пристань уже далека; вдруг Австр, налетающий с юга,

Жарким дыханьем дохнул, взрыл бороздами валы,

Буря сильней, вихрь крутит ладью, разверзаются бездны,

Парус под ливнем намок, в ночь обращается день.

Ветер, море, скала — порывом, волненьем, ударом

В ужас ввергают пловца, небо огнями страшит.

Словно на утлый челнок обрушилось все мирозданье:

Всюду, куда ни помчит, злая стихия грозит.

II наконец, уже в самый разгар свирепеющей бури,

В миг, как был я готов рыбам добычею стать,

Хищный бурун, до самых небес взметнувшийся гребнем,

Судно, уже без кормы, выбросил вдруг на песок{32}.

Хильдеберт Лаварденский

По глубоко укоренившемуся «береговому праву» владельцы прибрежной полосы присваивали себе все достояние потерпевших кораблекрушение, а по ночам заманивали суда в ловушку сигнальными огнями.

Недаром ждущие ежедневно молились о тех, кто в дороге, и о тех, кто в море. Путники, испытавшие «доброе и злое между людьми», просили милосердия у своих святых заступников. «Звезда морей» — благодатная Мария хранила корабли в бурю, «мудрый угодник» Никола и могучий Христофор (по преданию он перенес младенца Иисуса через опасный