Из остановившихся машин вышли четверо милиционеров: двое в форменных куртках, опоясанные белыми портупеями с жетонами ГАИ на груди, еще двое в обычной серой униформе. Глядя на громадный черный катафалк, они не скрывали своего изумления.

– Вот это хреновина! – сказал один из гаишников, качая головой. – Чего-то я ее раньше в городе не видел.

– Только вчера пригнали, – отозвался Петрович, сплевывая прилипшую к нижней губе табачную крошку. – А утром номера в городской ГАИ получили.

– И сразу на работу? – засмеялся один из милиционеров. – Оперативно…

– Да это шеф все сделал, Юрий Михалыч, – не скрывая удовлетворения, сказал Митька. – Он у нас вообще мужик боевой, энергичный!

– Главное – умный, – поддержал его напарник.

– Это какой Юрий Михалыч? – поинтересовался один из сотрудников ГАИ. – Который на «БМВ»-«семерке» ездит, темно-зеленый металлик?

– Ага, он самый, – кивнул Петрович. – Трошин. Это все его.

– Где же он этот чемодан достал?

– Это не чемодан, а «Кадиллак», – нравоучительно произнес Петрович. – По спецзаказу, из Штатов, на пароме в Ленинград пригнали.

– Нет уже такого города, – поправил его Митька. – Санкт-Петербург он теперь называется, а проще – Питер.

– А мне по фигу. Ленинград так Ленинград, Питер так Питер, – равнодушно отозвался Петрович. – Главное – пригнали, растаможили, документы получили, номера повесили… Наше дело маленькое: гробы возить аккуратно и чтобы все чин чинарем.

– Вовремя подгадали, – засмеялся один из милиционеров, закуривая. – Такого покойничка успели зацепить. Да за него ваша контора столько бабок оторвет…

– А кто он такой? – непонимающе пожав плечами, спросил Митька.

– Кто? Михайлишин?

Милиционеры переглянулись и дружно захохотали.

– Ты чего, не местный?..

– Нет, не местный.

– Деревенский, что ли?

– Ну деревенский… – Митька обиженно потупился. – Из деревни Сморчки Запрудненского района.

– Тогда понятно, – резюмировал гаишник и, обращаясь к Петровичу, продолжил: – Что ж ты, старший, молодого не просветил? А то он даже знать не будет, кого повезет.

– А он и не повезет, я повезу, – пробурчал Петрович. – Слишком сопливый еще, чтоб после «хлебной» машины сразу за руль такого красавца сесть. Это ему не батоны по деревенским сельпо развозить.

– Так кто он такой? – нетерпеливо спросил Митька. – Что шишка, я уже понял.

– Степан Трофимович лет этак двадцать в Запрудном первым человеком был. Сначала секретарем горкома, потом председателем горисполкома, потом, перед самой пенсией, в Москву забрали заместителем министра уж и не помню чего. На заслуженный отдых вышел персональным пенсионером союзного значения. Три квартиры у него в Москве было, а вот не загордился, назад в родные места приехал. Жил тихо, мирно, гулять любил в парке возле памятника Ленину. А вот из-за этой погоды простудился, слег и умер. Будь оно все неладно. Вот так, Митька. Жил человек, и нету.

– А ты чего так переживаешь, Петрович? Он что, твой родственник был? Ну, умер так умер, все когда-нибудь там будем. Нам же лучше, заработок есть.

– Да что ты понимаешь, сопляк? Степан Трофимович ого-го какой руководитель был, не чета нынешним. Старой закалки человек, сталинской, в ежовых рукавицах всех держал, никто пикнуть не смел. При нем таких безобразий, как сейчас, не было. Боялись Степана Трофимовича и уважали.

– Да, – согласился милиционер с рябоватым, побитым оспинами лицом. – У нас в горотделе его тоже вспоминают. Заслужил человек, чтобы его на такой машине в последний путь везли.

– Вы еще гроб не видели, – Петрович поднял вверх большой палец. – Ого, вот это гроб! Я за всю жизнь на такой не заработал. Из Германии везли…

– Что, специально для Михайлишина? – недоверчиво спросил рябой милиционер. – Когда ж вы успели?

– Я же говорю, Юрий Михайлович – умный мужик, – нисколько не смущаясь, проговорил водитель «Кадиллака». – У нас все должно быть по высшему разряду. Ежели машина – так настоящий катафалк, а не ржавый «пазик», как в городском комбинате бытового обслуживания. Гроб из красного дерева с медными ручками, а внутри не тюфяк из ваты – настоящая пуховая постель. Я бы в таком гробу жить согласился. Все шелком отделано, крышка из двух половинок, снизу колесики… Не гроб, а произведение искусства. Опять же, цветы у нас свежие, прямо из теплиц. Вы не глядите, что сейчас холодно и такое дерьмо сверху падает. Розы и гвоздики – одна к одной. Вот отвезем во Дворец культуры профсоюзов, весь город увидит, какая у нас фирма. А хоронить, знаете, как будем? Гроб теперь опускают в могилу руками только бедные, а у нас есть специальная машинка, тоже из Германии привезли. Чик-чик-чик, рукоятку крутишь, а гробик так тихонечко вниз… Одно слово – аккуратно. И красиво. Оно, конечно, недешево. Так ведь по-человечески. И никаких пьяных могильщиков, все чистые, выбритые и одеты с иголочки. Вы на нас с Митяем поглядите. Во. – Он довольно провел рукой по отвороту. – Новье… Юрий Михайлович не зря столько денег в нашу похоронную контору вбухал, все окупится и прибыль принесет. У нас тут еще очереди стоять будут, чтоб с шиком похоронить.

– Что-то я тебя не пойму, Петрович, – хмыкнул молодой напарник. – То ли ты по сталинским ежовым рукавицам тоскуешь, то ли за капитализм агитируешь?

Милиционеры, прохаживающиеся вокруг черного катафалка, дружно засмеялись.

– А чего ж не агитировать? – без тени смущения ответствовал Петрович. – Мне за это деньги плотют.

– Какой же у этого крокодила литраж? – полюбопытствовал один из гаишников, останавливаясь возле капота, украшенного фирменным гербом «Кадиллака».

– Пять и семь, – ответил Митька, горделиво подбоченясь.

– Да не может быть! – не поверил милиционер. – Это ж сколько растаможка должна была стоить?!

– Мы за ценой не постоим, – поддержал молодого коллегу Петрович, словно за катафалк и машинку для опускания в могилу платил из собственного кармана.

– Одно могу сказать точно, – потер физиономию гаишник, – денег на похороны из городской казны не жалеют. Мы-то что, люди подневольные, на государевой службе. Сказали сопровождать машину с гробом, будем сопровождать. Сказали Дворец культуры охранять как зеницу ока, пожалуйста, вот вам патрульные машины вневедомственной охраны. Опять же почетный караул из воинской части прибудет, а вся вот эта хрень, – он постучал рукой по капоту, – да с гробом, да с цветами, да с машинкой… Нам-то что, нам зарплату платят, а вот другим после этих похорон крепко пояса затянуть придется. Так когда там покойника вынесут?

– Да скоро уже, – ответил Петрович. – Надо же было помыть, побрить, приодеть, то да се. А вон гляди, что я сказал, уже несут…

Даже благородный траурный креп не мог скрыть убожества облупленных желто-зеленых стен городского Дворца профсоюзов. Здание, построенное сразу после войны, являло собой маленькую провинциальную копию монументальных творений в стиле сталинского ампира. Непрезентабельные выщербленные ступеньки из мраморной крошки вели к высокой, испещренной многочисленными царапинами дубовой двери.