спокоен как памятник и в мою сторону и ухом не ведёт, как что-то сильно пихнуло меня справа под руку. Проклятая сумка, висевшая на сгибе локтя, попала мне между ног, а поскольку руки мои находились в карманах, я тут же оказался на тротуарной плитке, не сумев сохранить равновесие. Истеричный женский вопль разнёсся, казалось, на всю округу:

— Не видишь, куда прёшь? Чуть ребёнка мне не зашиб. Малолетка окаянный! Очки ещё нацепил, слепошарый! Бродят тут толпами, милиции на вас нет.

Я, слабо понимая, что произошло, загундел:

— При чём здесь я, тётенька, я ни в чём не виноват.

— Ну что привязалась к парню? Сама за своим дитём не смотришь, так тебе все виноваты! — Раздался мужской голос в мою защиту. Тётка эта, дама лет тридцати, тут же перенесла свой гнев на моего защитника, а я, воспользовавшись суматохой, побыстрее свалил оттуда, пока моя персона никому не интересна. Знать бы хоть, за что страдаю, да некогда даже взглянуть, что там за сокровище, в этой сумке. Нуда ладно, у Беса на точке разберусь.

Побродив для порядка вокруг да около по переулкам и выяснив, что никто за мной не увязался, я направился на хазу. Есть у Беса местечко на Дубравенке — это речушка такая в нашем городе, — где домик старенький стоит. Адреса сам не знаю, помню чисто визуально. Да там нигде и шильды нет с названием улицы, а тем более с номером дома. В дом так просто не зайдёшь, там у входа собачина огромный. Кличут почему-то Жуком. Огроменный пёс и злобен, как тысяча чертей на пасху. Признаёт только Беса, на моей памяти к нему никто, кроме него, не подходил. Тот пёс охраняет всю территорию, а для своих ребят есть калиточка с чёрного хода. Тут тоже не всё так просто, как кажется. С виду калитка как калитка, железная, с облупившейся зелёной краской. Но никто чужой не войдёт. Фейсконтроль — слыхали про такое? Бес установил камеру наблюдения, скрытую, разумеется, а на калитке две кнопки. Одна из них тревожная, а какая именно — про то только своим сказано, а другим в доступе отказано. А случись кому под принуждением к Бесу пойти, обязан он ту кнопку нажать, чтоб шухер в доме поднять. А вторая кнопка электронный замок открывает, если фейсконтроль прошёл. Система проста, но эффективна и сбоев пока не давала.

Так вот, прошёл я к той заветной калиточке — она туда выходит, где и собака редко бродит, а человек тем более, — чуть не в кустах, у подножия оврага. Нажал на нужную кнопку и башку повернул туда, где камера на меня должна глядеть. Через некоторое время щёлкнул замок, и я прошёл внутрь проволочного коридора, густо оплетённого бешеным огурцом. Калитка тут же закрылась, и открыть её изнутри уже не представлялось возможным. Неширокий проход, выложенный тротуарной плиткой, в длину был не более двух метров и упирался в массивную деревянную дверь. Я потянул за ручку с медным набалдашником, шик позапрошлого века, дверь абсолютно бесшумно распахнулась, и я очутился в тёмной прихожей с запахом старых сельских домов преклонного возраста.

— Почему опоздал? — Голос у Беса всегда спокоен: никогда не поймёшь, что за настрой у него, аж завидно мне за его выдержку.

— Ситуация у меня была, Лысого привлёк. — Говорю, а сам в угол кошусь, на кресло-качалку, там шеф частенько сиживает, нас поджидая. И сейчас там же сидел, глаза прикрыв. Перед ним на столе стоял небольшой ноутбук. Бес больше ни слова не сказал, но чувствовалось, что мой ответ его не удовлетворил, и я продолжил: — Прицепился один тип, пришлось стряхнуть его с хвоста.

— Смотри, если кто за вами сюда притащится…

— Обижаешь, я ведь не несмышлёныш какой-нибудь.

— Был бы смышлёный, ситуации не возникло бы. — Бес открыл глаза и в упор поглядел на меня, точно спрашивая, согласен я с его доводами или нет. Я решил не спорить и заткнулся до поры, пусть себе костерит меня, победителей не судят. Главное, чтобы Лысый сухим из воды вышел.

— А вдруг Лысого за жопу схватят да расколют?

— Да чего его колоть-то, он же пустой. Кроме похожих шмоток, и предъявить нечего, а это, извини, не криминал! — снова-здорово, и чего я опять рот раскрыл. Но Бес каков — точно мысли читает. Хотя…

Лысому и вправду нечего бояться. Даже если этот дурень и сам его к ментам затянет, то долго он там не задержится. И тут Бес вновь удивил своим нестандартным подходом. Каким-то особенно шершавым голосом, негромко, но так, что мурашки забегали по организму, он произнёс:

— А почему ты решил, что это менты? Они тебе, что, представились или ты знакомого какого признал?

— Ну, один вроде весь по форме, такой…, ну явно мент.

— Хорошо, если так. — И, немного помедлив, добавил: — Я бы на твоём месте помолился, чтоб так и было. Ну что, навалил в штаны? Ладно, не дрейфь, лучше хабар покажи, за что боролись.

Кошелёк с мелочовкой его, само собой, не заинтересовал и был брезгливо отложен на край стола, а вот барсетка заставила его рыбье лицо слегка оживиться. А когда он её раскрыл, то наши челюсти с грохотом обрушились на пол, и мы про них надолго забыли. Из оцепенения нас вывел зуммер моего мобильника.

02/Лысый

Вам приходилось когда-нибудь быть на побегушках или мальчиком для битья? Если да, тогда вы легко поймёте, почему я согласился работать с этим чудиком. Шкет, считай, мой ровесник, и ремесло у него отлажено. Насколько я знаю, все, кто на Беса работает, попали к нему по залёту. Он своего чувачка в ментовке знает, тот в отделе по мелким жуликам, так сказать, место имеет. Он ему контингент и скидывает. Зацапают пацанчика с поличным, а он его к себе, и давай крутить ему мозг. Мол, если не хочешь, чтобы я тебя нары греть отправил, то сейчас с терпилами уладим момент, но ты отработать должен будешь. И к Бесу его, на отработку. Разумеется, Бес ему откидывал барыша, по логике. Или чем ещё благодарил. В общем, в законе он, барыга наш. А спрыгнуть нельзя, заява у мента оставалась, а по такой проблемке дело может до трёх лет вестись. Вот и работают пацаны как миленькие. Процент им Бес платит, на жизнь хватает. Шкет самый младший был, пока меня сюда не занесло. Теперь я чуть младше его. Он, однако, не задаётся и нормально общается с людьми вроде меня. Я