Конечно, лучшему (потому что единственному) другу я верил как самому себе. Но все-таки не поленился дойти до Васиной кушетки и ознакомиться с каракулями на приклеенном скотчем к грязновато-серым обоям тетрадном листе. Это и в самом деле был упомянутый другом график приобщения к кладезю мировой классической литературы. И три дня в нем педантично жирными галочками отмечены. Все чин по чину. Если не считать того, что претворение в жизнь каких-либо планов по заранее составленному графику отнюдь не в характере непоседливого атлета.

Я, как никто другой, знал, что где-то через недельку, когда родители переведут Васе деньги, листочек со стены будто сам собой исчезнет. И все в жизни товарища вернется на круги своя: учеба — постолько поскольку, общение с подружками — по потребности, питие "огненной воды" или пива — по настроению… Или — что хуже всего — в голове Василия созреет очередная "гениальная" гипотеза на предмет чего угодно. Которую он тут же рьяно возьмется проверять. И меня к этому неблагодарному занятию притянет. И все это будет происходить, возможно, с риском для наших жизней. А какое-нибудь имущество в любом случае пострадает. Иначе — никак…

Пока я разглядывал график, Васиными стараниями на столике появились две запотевшие бутылки пива, свежевымытые стаканы и пакетик с мелкой, высушенной до алмазной твердости, рыбешкой. Мы пропустили по стаканчику пенного и друг продолжил рассказывать:

— Приступил я к нелегкому процессу самосовершенствования как и полагается — с понедельника. И вот сижу это я на диване и читаю первую главу "Острова сокровищ"… Отдыхаю, значится, душой и телом. На столике рядом — за неимением бочки рома под боком, как у заселившегося в трактир "Адмирал Бенбоу" старого пирата Билли Бонса — всего лишь две бутылки пива. Не пьянства ради, а так, чисто жажду утолить… И тут я чувствую, что кто-то пристально смотрит мне в спину. Это при том, что в комнате я нахожусь совершенно один! Оборачиваюсь, как дурак, и — никого! За спинкой дивана — пусто. И из шкафа тоже вроде никто через щелочку не зырит… Да в шкафу и не спрячешься: завален моими невеликими пожитками и твоим, Димон, разнообразным барахлом, доверху… Но кто-то же посмотрел на меня — как там у поэтов? — пронзительным взгдядом?! Я на такие дела, ты знаешь, весьма чувствителен. И, понимаешь, не по себе мне как-то стало…

Мне после Васиных слов о "пронзительном взгляде" в спину тоже стало не по себе. И снова захотелось выйти в коридор, позвонить в "скорую". У друга явно какие-то проблемы с головой. Однако удрать из комнаты Вася мне опять не позволил. Сообразив, что я не просто так на месте заелозил, на дверь комнаты с тоской поглядывая, сурово произнес:

— Да не спятил я, Димыч! Успокойся уже, пока я тебе в ухо не дал. И слушай, что дальше было…

Пришлось мне подчиниться грубой физической силе. Так-то с буйными сумасшедшими спорить себе дороже.

Под окаменелую рыбку мы выпили еще по стаканчику пива. После чего Василий вернулся к повествованию:

— Так вот… Сел я на диван, пиваса хапанул для успокоения нервов, читаю… И тут снова чувствую, что за моей спиной кто-то есть. Но смотрит вроде и не на меня вовсе. И я, наконец, понял: это, по-любому, домовой шалит. Или полтергейст у нас завелся, и теперь придется охотников за привидениями вызывать. Сижу, значит, как сидел, вида не показываю. А сам думаю — как бы увидеть этого домовенка Кузю? Обернуться? Так сгинет бесследно. И думал я так, уже не читая книгу, а просто делая вид, пока случайно не поднял рожу и посмотрел на наше пыльное зеркало. Хорошо у меня зрение отличное, не то что у некоторых. Сквозь толстый слой пыли на зеркале я смутно разглядел таки на шкафу некое существо размером не больше обычной лягушки… И даже, преставь себе, догадался, чем оно там занимается! Глядя через мое плечо это существо читало "Остров сокровищ"!.. Не жив, не мертв от изумления, я лишь чудом не выдал себя. Делая вид, что увлеченно читаю, лишь время от времени перелистывал страницы книги. Мысли лихорадочно бились в голове. Впервые в жизни я не мог по-быстрому решить, что мне делать дальше. Из ступора меня вывел мерзкий писк будильника на смартфоне, давая знать, что отведенное на духовное саморазвитие время закончилось. А неведомая зверушка испугалась резкого звука и выпрыгнула в распахнутое окно…

3.

Выдержав недолгую по его меркам театральную паузу, заполненную походом к холодильнику за пивом, Раскосых продолжил рассказ:

— Все произошло очень быстро, и я не успел толком рассмотреть, что за чудо-юдо захотело почитать "Остров сокровищ"…

— Но как все-таки ты, Вася, понял, что этот твой брат по разуму именно читал? Может, он просто тупо таращился в твою сторону. Ты в зеркале, что ли, покрытом слоем пыли толщиной в сантиметр, разглядел, как твой домовенок Кузя, шевеля губами, по строчкам пальцем водил? — не без доли ехидства в голосе поинтересовался я.

— Не знаю. Почему-то я в тот момент именно так подумал, — ответил Вася. — Может, потому, что загадочное существо носило крохотные, но вполне обычные с виду очки. Их я хорошо разглядел. Вот и появилась у меня в голове ассоциация — типа, очки для чтения. Так что, Димон, это, скорее, твой брат по разуму, чем мой…

— Допустим, — вынужден был я согласиться за неимением веских контраргументов. — Но, согласись, Вася, что пока твоя история выглядит более чем фантастично: как выглядит этот любитель книжек про пиратов, кроме того, что он носит очки, ты не можешь сказать. А очки так-то может и любая мартышка на морду нацепить, как в той басне. Но разумнее она с того не станет…

— То-то думаю, кого ты, Димон, мне все время напоминаешь, — в отместку за мое недавнее ехидство в свою очередь съязвил Раскосых. — А если серьезно: уже на следующий день я хорошо рассмотрел, каков из себя твой очкастый брат по разуму. Просто вперед не стал забегать, чтобы сохранить интригу. Так что слушай, не перебивая меня лишний раз. А то забуду какие-нибудь важные подробности. Да и на нервах я весь — зашибить могу…

Тут мне крыть было нечем. Пришлось принять смиренный вид и, что называется, обратиться в слух.

Василий, наполнив пенным напитком стаканы, поведал о том, что происходило далее:

— Тебе, Димон, я, конечно, ничего говорить не стал. Бессмысленно было. Ты и сейчас, небось, считаешь, что у меня крыша поехала… Я решил