Рыцарь поспешно направился к оруженосцу. Гарет передал ему поводья великолепного коня, будто сбитого из сливок, — прощальный подарок опекуна, лорда Пвилла, в чьем горном замке юноша вырос. Увы, даже могущественный воин не мог ничего сообщить о его родителях и имени.

«Ты добудешь имя, служа королю», — говорил Пвилл неоднократно.

Гарет, облаченный в гобиссон и железный нагрудник, взобрался на чахлого коника, дернул поводья вьючной лошади, горбатой от поклажи.

Рыцарь прицепил к поясу меч и, уже с высоты седла, бросил хмуро виллану, приютившему их на ночь, монету:

— У тебя ласка мышей ловит. Не мог завести кошку?

— Кошка — создание дьявола, — ответил крестьянин шепотом, благочестиво крестясь.

Инконню хмыкнул, пришпорил коня. Позади цокали копыта лошади Гарета и вьючной. Рыцарь сощурился, до рези всматриваясь в очертания спины леди Хелии. Гордая и заносчивая фрейлина королевы Сноудона удалялась неторопливо, демонстрируя к спутникам безразличие.

Рыцарь мельком глянул на крестьянские хижины, прикрытые молочной паволокой. В затылок кольнул недружелюбный взгляд, и юноша тяжко вздохнул. При взгляде на фрейлину, тающую в тумане, у него впервые шелохнулось сожаление о том, что он в неутолимой жажде подвига вызвался помочь ее королевству.

Рыцарь оглянулся, радуясь, что Гарет не видит его грустного лица, устремил взор туда, где за туманом лежал путь в замок короля. Мельком заметил усмешку оруженосца, стиснул зубы. Сподобил Христос дать в распоряжение столь неприятного типа!

Нет, обязанности исполняет исправно, но так, что остается неприятный осадок: то хмыкнет или глянет по-особому, а когда молчит с непроницаемым видом, то почему-то хочется ему врезать. Инконню на миг поддался неблагородному желанию приложить кулак меж ушей оруженосца, с трудом унял бурление крови и темное пламя ярости.

«Я должен вести себя по-рыцарски! Ярость — удел простолюдинов, не ведающих верности и чести».

Рыцарь выпрямил спину, задрал голову к небу с хмурыми комками дождевых туч.

Молочный жеребец прытко трусил, догоняя лошадь своенравной леди Хелию. Гарет держался позади, буравя завистливым взглядом спину, укрытую щитом с темно-красным грифоном.

Туман поредел, остатки растворились меж стеблей травы. Легкий прохладный ветерок гнал по пожелтевшему полю мелкую рябь. Хмурый панцирь неба потрескался, октябрьское солнце с усилием протиснуло лучи в разрывы, тлеющие бледно-желтой окалиной. Из туч посыпалась мелкая морось, насытив воздух водяной пылью.

Копыта четырех лошадей с хрустом приминали жухлую траву, шерсть на ногах потемнела и слиплась, морды унылые.

Инконню украдкой любовался изящными чертами лица фрейлины: на ее ресницах повисли мелкие капельки, будто шлифованные алмазы.

Леди Хелия ехала молча. Ни холодный ветер, ни дождь не согнули горделивую осанку: головка приподнята, взор гиацинтовых глаз устремлен вдаль, на чувственных губах играла загадочная полуулыбка. Юный рыцарь смотрел восторженно, будто видел ангела, раздражение от ее надменности испарилось, как капля росы на солнцепеке.

Гарет нахохлился в седле, лицо изборождено старческими морщинами. Изредка бросал короткие взгляды на господина и, кривясь, опускал глаза.

Инконню пригляделся к пылающей багрецом стене леса на горизонте, затем посмотрел на леди Хелию. В горле запершило, язык превратился в кусок вяленого мяса. Сердясь за нерешительность, откашлялся и прогудел доброжелательно:

— Леди Хелия, будьте любезны рассказать подробней о беде, постигшей ваше королевство.

Фрейлина вздрогнула, мечтательная улыбка исчезла с лица. На рыцаря глянула так, словно пыталась припомнить, кто таков. Гарет поднял голову, взгляд полыхнул злой радостью.

— Сэр Инконню, — произнесла фрейлина медленно, словно сомневаясь в способности рыцаря понимать речь, — в тронном зале перед королем я поведала о печалях своей страны. Может, память подводит, но вы там были?

Шлем скрывал пунцовые щеки рыцаря, но дырочки превратили его сопение в оскорбленный свист. Инконню, спохватившись, сказал смиренно:

— Леди Хелия, путь предстоит долгий, молчать тягостно. Почему бы не скрасить время повествованием?

Гиацинтовый взгляд хрупкой девушки окатил рыцаря холодной яростью.

— Так вы считаете беды королевства забавной побасенкой?! — прошипела леди грозно. — Страна отравлена нечестивой магией, люди томятся в рабстве колдунов, королева заточена в темнице, и неизвестно, что с ней?! А вы призываете рассказом о горестях прекрасной земли скрасить дорогу! — выпалила Хелия, задыхаясь от гнева.

Гарет молча скалил зубы, лицо разгладилось, засветилось, как утреннее солнышко, на рыцаря он бросал уничижительные взгляды.

Кровь бросилась в голову Инконню шумным, бурлящим потоком, даже уши заложило. Шлем он нагрел пылающими щеками, от тяжелой ладони стыда, надавившей на затылок, пригнулся к гриве.

— Простите, леди Хелия, — пролепетал рыцарь, — я вовсе не хотел… я… сожалею.

— Пожалеть стоит мне о том, что в попутчики достался неопытный рыцарь, — сказала фрейлина. — Не слишком любит король Артур Уэльс, если отправил на труднейшую миссию зеленого юнца. Легко отделался, — добавила она едко. — Что ему до Сноудона? Он далеко.

Инконню вскинулся, сказал, еле сдерживая гнев:

— Леди Хелия, не стоит сомневаться в милости Господней, равно и в справедливости Артура. Разве можно думать так об основателе благородного рыцарства, чьи воины являют собой воплощение христианских добродетелей, вежливости и учтивости?

Фрейлина смерила его надменным взглядом, кривя губы в ехидной усмешке:

— Это говорит образчик учтивости, настолько вежливый, что обращается к даме, закрыв лицо, будто разбойник?

Тучи превратились в глыбы угля. Голову юноши затопил колокольный звон, упругие мышцы превратились в желе, горло закупорил комок тошноты.

Доспех, врученный «крестным отцом» сэром Гевейном, так удобен и красив, придает ощущение несокрушимой прочности и мужественности, рыцарь не раз хотел даже спать в нем. Шлем опытные рыцари надевают перед битвой, но этот сделан столь искусно, смотрится так внушительно…

Гарет, не скрываясь, хохотнул, услышав сдавленный стон: рыцарь на миг прильнул к гриве, показалось, что грифон на щите впился когтями ему в спину. Хелия, дернув уголком рта, устремила взгляд к лесу, на сплетение ветвей с остатками красных и желтых листьев.

Инконню подавил импульс снять шлем немедленно. Отдышался, испепеляющий жар в голове пропал. С легким скрипом снял шлем, уткнул его в луку седла. Распаренного лица юноши коснулась восхитительная прохлада, от мокрых волос взвились струйки пара.

Леди Хелия глянула краем глаза. Инконню очень хотел, чтобы она как-то оценила его поступок, но девушка едва заметно оттянула уголок губ. Гарет втихую злорадствовал, донельзя довольный унижением красавчика, негаданно ставшего рыцарем.