Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все ясно, Владик, — Натан мрачно смотрел перед собой. — Я сказал Зорину, чтобы он забил стрелку с «казанскими», ты свяжись с Грузином, пусть тоже будет там, остальным я сам позвоню.
Натан ещё не знал, что начался слом с таким трудом выстроенной им структуры. Но он почувствовал, что все идёт не так, как было задумано. Крепкие связи между «кладбищенскими» и чиновниками всех уровней зародились ещё в советское время. Никто не имел права безнаказанно посягать на это, поистине, золотое дно. И как бы не называли, что бы ни говорили про работников кладбищ, свалить эту «мафию» никому было не под силу. С приходом к власти Горбачёва и разрешением свободного предпринимательства, влияние и доходы «трупняков» увеличились во много раз. Другое дело, что работники одного кладбища стали поглядывать на другие, желая и их прибрать к рукам. На них стали наезжать различные группировки, предлагая «крышу» и требуя процент от доходов. Натан первым попытался наладить отношения между «кладбищенскими» и криминалом. Надо заметить, что ему это удалось. Несмотря на войну между группировками, огромное количество убитых, искалеченных, закопанных заживо на тех же самых кладбищах. Ни для кого не было секретом, что сам Натан в этой борьбе опирался на «авторитетов», воров в законе, «королей» старого мира. Он и сейчас позвонил Сёке.
— Сека, у нас проблемы. Надо решать.
— Что предлагаешь? — голос авторитета, слегка скрипучий, звучал равнодушно, но Натан знал, что это равнодушие напускное. Сека, похоже, был в курсе происходящего.
— Нужно стрелку забивать. Я уже отдал распоряжение.
— Что от меня требуется?
— Собери всех наших воров. «Казанские» не остановятся. «Похоронка» — только первый шаг. Или ты хочешь отдать им весь Питер?
— Я понял. Но ты не можешь присутствовать на стрелке. Ты не вор.
— Сека, я думаю, ты знаешь, что надо делать.
— Хорошо. Договорились.
«Стрелка» между «казанскими» и «питерскими» авторитетами состоялась через неделю после убийства Ларина. Натан на ней не был, и, сидя в своём кабинете, с нетерпением ждал звонка от Секи. Он позвонил поздно ночью.
— Вот что, Натан, — как всегда бесцветно сказал Сека, — хочешь, не хочешь, а с ними придётся поделиться. Мы все подсчитали, прикинули и договорились. Коноплёв будет «смотрящим».
— Надеюсь, ты все сделал правильно, — устало проговорил Натан. Он не ожидал, что «питерские» так легко пойдут на уступки. — Но помяни моё слово, добром это не кончится.
Натан как в воду глядел. Уже через несколько дней Коноплёва попытались убить. Но только ранили. И тогда он обратился за защитой к «кавказцам». Но это привело всего лишь к противостоянию двух крупнейших группировок: «казанской» и «кавказской». Александр Петров, поставленный директором кладбища, быстро разглядел огромные возможности левых заработков, и стал, ничтоже сумняшеся, класть деньги себе в карман, ничего не отдавая в общак. Натан пытался его предостеречь, но тот только отмахнулся.
— Анатолий Михайлович, вы уже никто, а за мной — и «казанские», и «чечены», — сказал он.
Через три месяца его пристрелили. Ещё через месяц убрали Артура Валеева. Натан не мог понять, что происходит. Он перестал влиять на ситуацию и чувствовал, что мало того, что власть уходит из его рук, но ещё и кольцо вокруг него сжимается. Лукошников, который теперь стал заместителем мэра, натравил на Натана РУОП, УБОП, и даже авторитеты стали косо поглядывать на него.
Натан чувствовал, что из России надо уезжать. Особенно, если учесть, что общак украинской братвы, который он в своё время прикарманил, не найден до сих пор, и подозрения с него не сняты, его могут «пришить» в любой момент. И не только его. У Натана семья, и если захотят наехать на него, то, в первую очередь, начнут с жены и детей.
(Израиль. Несколько лет спустя).
Было дело, схлестнулся Натан с Быком. Хотя до этого вполне мирно уживались. Но Бык все границы перешёл. Не по правилам мужика в «спички» проиграл. Не нужно было этого делать. Человек все-таки. Впрочем, то, что проиграл, как раз неудивительно. Что ещё в этой “хате” делать? День сидишь, неделю, две, три… год… Развлечений нет, лица одни и те же…Суд все время переносится, то адвокат не пришёл, то ещё смешнее, — дело “посеяли”, то судья в отпуске, то всеобщая израильская забастовка…Надоело до смерти! Все переговорено, все истории рассказаны…Сидишь, в чёрные зубы соседа смотришь и думаешь, чего бы ещё такого придумать? То ли покемарить, то ли с сидельником бучу затеять, то ли с вертухаем поругаться за то, что «коку» не притащил или бабу не привёл…Скучно, сил нет! А тот, кто думает, что в израильской тюрьме ничего нельзя купить, глубоко ошибается. Были бы деньги. Хотя, «избранные», вроде Гриши Лернера, в таком дерьме сидят, что врагу не позавидуешь!
А этот, Коля, которого проиграли, неплохой, между прочим, мужик. Чувствовалось, правда, в нем что-то слабое, размазанность какая-то, что ли… Он, наверное, и на воле был такой же. Хотя черт его знает, каким он на воле был. Говорил, что главным инженером где-то в Молдавии работал. А что у нормального советского главного инженера может получиться в этой стране? Бывают, конечно, исключения. Например, бывший мент становится главным редактором, или полковник спецназа — хозяином забегаловки, или уголовник — депутатом мэрии. А вот Коля никак работу не мог себе найти. В Израиле трудно с этим. И на стройке пахал, и в ресторане полы мыл, и на бензоколонке, и дворником.… Однажды он напился, душа не выдержала. С кем не бывает?! Что уж потом произошло на самом деле, сказать сложно. То ли он поднял руку на жену, то ли она на него…Но в полицию попал именно он. Короче, обычный «кухонный боец». В израильских тюрьмах каждый третий, а то и второй, «кухонный боец». В этой стране дети и женщины самый защищаемый контингент. Впрочем, чаще всего прав тот, кто первым добежит до полиции, а впоследствии, все зависит от того, с какой ноги встанет судья. Ему-то, судье, в тюрьме не сидеть!
Короче, не было Коле места в камере. Не мог он найти общий язык. Все время чего-то боялся, будто его каждую минуту могли избить, изнасиловать, засунуть в задницу швабру, отправить в «петухи»… Тюрьма — вещь жестокая, неважно какая — израильская или российская. Как себя поставишь, так тебя и ценить будут. В каком-то смысле, тюрьма даже справедливее, чем, то общество, которое на воле осталось. Насильников, педерастов, педофилов тюрьма не жалует. Если уж «садиться», так по крупному. По крайней мере, уважать будут.
К сожалению, не понял Коля самого главного закона: не верь, не бойся, не проси. Не «крысятничай», делись передачей, и ни в коем случае не зови на помощь вертухаев. Хуже будет! Не хочешь о себе говорить, — молчи! Не хочешь спать возле параши — не ной!
Не понял этого Коля, не внял. Уже на второй день орать начал. И было бы с чего! Ну спросил бы, чьи сигареты. Любой бы дал. Зачем же без спросу брать? Так ведь нет! Хорошо ещё, что «опустить» не успели. А то у Быка, похоже, конец зачесался. «Хата» переполнена. Конечно, не питерские «Кресты», и не Бутырка… Но все-таки… На четыре шконки девять человек. Здесь любая ссора — развлечение. Возмущался, в основном, Бык. Сам себя заводил. Остальные молчали, не вмешивались. Ждали, чем закончится. Хотя, чего там ждать, и так все ясно. Закон есть закон, против него не попрёшь! Пока разбирались, в камеру вошёл Дядя Борух.