обращение Поморского, который говорил, что победителем следует назвать несомненно Бахарэвіча, однако, когда открыли конверт, оказалось, что первое место и 10 тыщ гоуз ту…. Касцюкевіч.

После жюри и шорт-листеры отъехали на виллу к послу (хотя может и не на виллу, но на закрытое мероприятие уж точно), а Бахарэвічу пытались набить морду «за Купалу».

Мы с Настей возвращались домой, и я всё недоумевал, как так – Костюкевич? Это же совсем какие-то рассказы новичка, пусть и с парой талантливых абзацев. Я представлял себе заседания жюри, как они аргументируют свой выбор, не было ли на заседаниях сговора? Ну конечно, наверняка, был! (теперь я знаю, что так думают все те, кто в премиальных делах не участвуют). Я не мог заснуть и накатал в жж гневный пост по поводу того, что я, в принципе, понимаю выбор жюри, если оно руководствовалось тем, что надо распределить призы: кому что полезнее, тому то и дать

«Допустим, цель не выбрать лучшую книгу прозы, а разделить премию с максимальной пользой. И тут лучше решения нет. Фэдарэнка уже, в общем-то, состоявшийся писатель, у него есть и романы, и какое-никакое признание, к тому же, сам вон пишет, что у него кризис жанра, а потому получи третье место и месячную стипендию во Вроцлаве. Бахарэвіч тоже довольно состоялся, и стипендия, вроде, не нужна, и так почти на стипендии, но Вроцлав тоже пускай будет, но ещё и очень полезно ему будет перевести какую-нибудь книжку на польский, вот и получите. Ну а Касцюкевічу перевод книги пока ни к чему, он ещё такой книги не написал, которую стоило бы перевести, но вот чтоб такая книга появилась, нужно дать ему первую премию ― там достаточно денег, плюс опять-таки писательская резиденция на Готланде. При таком раскладе, я считаю, что всё – лучше не придумаешь. Но как быть со справедливостью? Все будут говорить, что лучшая книжка у Касцюкевіча, а правда ли она лучшая?»

Такой уж я падкий до справедливости. Сам-то давал Касцюкевічу третье место, а первое Федарэнке. Марыйка после отвечала кому-то в фб, что я это всё написал из зависти, потому что сам мог претендовать на премию, если бы русскоязычных допускали. Но меня интересовала справедливость. Хоть, конечно, не справедливость, а «справедливость» – когда сначала объявляются правила, а потом по ним идёт игра. А то не очень понятно, что делают среди членов жюри поляки, которые вряд ли осилят 12 белорусских книг – директор института да посол.

Глава 2. Вручение 2013

Марыйка в Гурмане: предлагает мне стать организатором премии – Проблема Кісліцыной – Пани Эльжбета – Кто источник власти в премии – Нутрия Бухалик и её роль в создании сайта премии – Как номинируют книги: попытка осознания – Проблема Някляева – Что делать с авторами, написавшими больше одной книги – Ещё одна проблема: рецензии – Минская книжная выставка (Замза, Хадановіч, Някляеў, Федарэнка) – Шорт-лист и как его сливали – Щепаньской не нравятся бланки приглашений – Нутрия Бухалик критикует премию Г. в нашейниве – Как победил Някляеў – Церемония в Краун-плаза – Королевские креветки: ужин у посла

Марыйка не справляется с чашкой и чай выплёскивается на столик. Я подвигаю ей оранжевые салфетки, она вытирает. Всё уже сухо, но она время от времени трёт салфетку о стол. Мы сидим в «Гурмане» на Маркса, тут продают чаи, которые можно сразу попробовать. Я только что записал Марыйку для литрадио, а теперь она предлагает мне стать секретарём премии Гедройца. Я согласен, и Марыйка долго посвящает меня в детали.

Я листаю документы, смотрю, кто за кого голосовал. Интересно, правда ли Костюкевич получил первое место? – Правда. По документам всё сходится. Однако, здесь голоса только белорусского жюри – ни одного польского голоса. Ни тебе Шарэпки, ни директора института польского, даже Поморского нет, хоть на вручении зачитывали его письмо, кому бы он вручил премию. То есть, как я и говорил: объявлено, что жюри белорусско-польское, а оно нифига и не польское.

В тот год белорусская литература отжалела мне должность – я стал записывать писателей для litradio.by. Не знаю, был ли это случай – то, что я записывал Марыйку, когда нужно было начинать второй сезон Гедройца, а она искала человека, который бы мог этим заняться? Кажется, это именно он и был. Марыйка вспомнила мой постпремиальный пост в ЖЖ, и моя кандидатура не замедлила появиться. Я деликатно спросил, предусматривает ли эта должность оплату, и узнал, что совсем небольшую. Но было так интересно, что я согласился на 400 евро.

Правда, Марыйка видела проблему в том, что среди жюри была Кісліцына, с которой я накануне разругался в ЖЖ по поводу её поста про книжку Насти Манцевич.

Кісліцына писала, что ждала от Настиной книжки чего-то тонкого, глубокого и, уж по крайней мере, более сексуального. А вышло, что тексты Розанова для Кісліцыной более сексуальны, чем тексты Насти. Мне глубоко насрать на то, что кажется Кісліцыной более сексуальным, но пост я прочитал так, что мол, говно, Настя, твоя книжка, не понравилась она мне, поучись-ка лучше у Розанова. Мне было бы так же глубоко насрать, если б такой пост написал «простой читатель», но его написала чувиха, которая считает себя критиком, и я захотел прояснить её позицию как критика, а не как читателя. Мало ли кому Розанов нравится?

Вообще история моих, скажем так, отношений с Кісліцыной знает взлёты и падения. На одном из пэновских конкурсов она была в жюри, вела мастер-классы и отметила мои ранние рассказы. На мастер-классе я был единственным человеком, в чьих текстах она не нашла недостатков. Всё так хорошо, говорит, написано, будто уже где-то читала, даже замечаний никаких нет. Но я пришёл туда за критикой, поэтому усомнился в компетентности. Или меня просто пожалели, такие уж некудышные рассказы. На конкурсе я вёл себя замкнуто, как обычно, а она подходила с расспросами и рассказами. Один я запомнил, про то, как Кісліцына и Хадановіч написали все стихи за Вальжыну Морт. То есть Морт талантливая, говорила Кісліцына, но языка совсем не знает, потому считай мы с Хадановічем всё за неё и написали.

Потом я написал рассказ, где менялись первые буквы имени Люси Лущик: Дуся Дущик, Щуся Щущик – было смешно, что можно менять буквы и получались имена с другим смыслом. Этот нехитрый рассказ очень понравился Кісліцыной, она попросила Марыйку его перевести и писала, что ходит по редакциям, но