Вот тут он смолчать, разумеется, не смог:

– Ну, так смени курс, к гхаргу лысому!

– Не могу, капитан! – Казалось, женский голос искренне расстроен. А хотя, да, там же был какой-то модуль эмоциональной иммитации. – Система гироскопов не отвечает на тесты, масс-детекторы неисправны – автоматическое управление двигателями невозможно! До окончания калибровки системы навигации в режим получения информации по видеоканалу десять секунд… Поправка! Из-за выявленного критического снижения пропускной способности информационных каналов до уровня восемнадцати процентов до окончания калибровки – сто восемьдесят секунд. Запрос на внешнее управление со стороны станции «Видари-семнадцать» отвергнут. Причина: неверно указан мастер-пароль!

«Б…ть! Или б…дь? Как правильно?»

Он не знал, у кого брали голос для озвучивания интеллект-системы, но эта неизвестная женщина с проникновенным голосом всегда представлялась ему величественной ослепительно красивой дамой, имеющей некоторое внешнее сходство с ее императорским величеством. До сего момента. Но сейчас… сейчас перед его мысленным взором почему-то стояла распутная кукла Наяда со своей идеальной внешностью. С соответствующим отношением к тому, что она озвучивает… кукла безмозглая!

– Девяносто пять – одиннадцать! – рявкнул голос. Теперь уже мужской. – Говорит «Алеут-четыре-двести»! Смените курс или будете уничтожены, нах! Повторяю…

««Алеут»? Откуда тут взялись военные? И почему военные не могут взломать мозги псевдоинтеллекта какого-то жалкого рудовоза?»

Вот! Опять! Опять это странная мысль, пришедшая из каких-то темных далей психики и туда же сгинувшая!

– Четыре-двести! – выдавил он. – Курс изменить не могу – системы навигации неисправны. – И, поколебавшись, зачем-то добавил: – Нах.

– Делай, что хочешь, хоть пятками по вакууму тормози! Если через минуту не изменишь курс, распылю к звездным демонам! На атомы! Понял?!

«Алеут» – это, кажется, легкий крейсер. Крейсер! На то, чтобы распылить тяжеловоз, его возможностей хватит. Более чем. И еще останется на десяток таких же. Не на атомы, конечно, а в пыль, но – способен. Само собой, ударит гравипушкой, чтобы сбить с опасной траектории. Правда, живому и условно живому экипажу тяжеловоза от этого легче не станет. С другой стороны, ему и сейчас как-то не очень весело! А вот танки с мекариевой рудой при гравиударе совершенно не пострадают. Сплошной профит!

«Делай, что хочешь? Ну, вы сами напросились!»

– Инка! – позвал он интеллект-систему корабля. – Запустить двигатели коррекции сможешь?

– Так точно, капитан! Управление пространственно-коррекционной системой исправно на семьдесят процентов.

– По моей команде даешь импульс длительностью ноль-две и мощностью двести через точки… выведи схему… убери неисправные узлы… ага… через точки шесть, десять, два, четырнадцать, Г-двадцать…

– Информация для протокола, капитан! Системы гравикомпенсации исправны на двадцать один процент. При указанной мощности импульса ускорение будет превышать безопасный для человека уровень… делаю расчет… в четыре целых шесть десятых раза.

Да она издевается! Хоть что-то на этом корабле работает на сто процентов?!

«Гальюн работает всегда – даже при разгерметизации».

– Да плевать на ускорение, детка! Иначе поцелуемся со станцией… а там человек пятьсот, не меньше!

– Занесено в протокол! Приказ принят! – согласилась инфосистема. – Коррекционная система протестирована. Уточнение – исправно шестьдесят шесть процентов. Система готова. Маркер запуска «Коррекция» выведен на вашу вирт-консоль. Дополнительное предупреждение для протокола: при неисправной системе самоориентирования и неисправной системе гравикомпенсации вероятность нанесения вреда здоровью экипажа оценивается в…

Новоявленный капитан уже не слушал, внимательно отслеживая положение грузовоза относительно планеты.

Грузовоз вращался, разумеется, с постоянной скоростью. И это ощутимо упрощало задачу. Импульс надо было давать в тот короткий промежуток времени, когда условное «дно» грузовика будет «смотреть» в противоположную от планеты сторону. И перпендикулярно к оси траектории сближения со станцией. Если в противоположную от планеты сторону – будет тяжелее изменить траекторию из-за притяжения планеты. Правда, потом будет непонятно, как вывернуться из гравитационного поля планеты и не войти в атмосферу. Но это – потом.

Он вдавил изображение виртуальной клавиши.

– Импульс! – отреагировал компьютер.

Когда-нибудь в стену с разбегу врезались? Холод. Искры из глаз. Воздух разом исчезает из легких, в глаза ненадолго приходит темнота. А потом – будто кипятком ошпаривает все тело. Даже мозги, такое впечатление, вскипают. И во рту вкус ржавого железа.

«Оригинальный способ убить себя об стенку…»

На вирт-консоль вывалился немаленький такой список повреждений организма. Оранжево-желтый, иллюстрирующий цветом серьезность повреждений. Сверху – от оранжевого, вниз – до желтого. Сурово.

А сейчас – сосредоточиться! Ну!

– Импульс!

Бац! Ко всем прочим ощущениям добавилось ощущение чего-то, что течет по подбородку. «Ржавчины» во рту было уже много – ее можно было пить.

– Капитан! «Видари-семнадцать» дает расшифровку траектории. Отклонение – ноль-ноль-один по вектору «Бас-Бас-Сиал». Признано недостаточно для предотвращения столкновения. Ориентировочно требуется не менее десяти импульсов. До столкновения – сто девяносто секунд. Обнаружена возможность вашей эвакуации с борта с помощью ремонтного робота!

– Капитан «Лиош-9511»! – послышался другой мужской голос. Спокойный и веский. – Говорит адмирал Эвелин ни-Ровено. Сообщаю для протокола: мною отдан приказ о снятии замков с главных калибров кораблей охранения. В случае сохранения вашей траектории буду вынужден приказать атаковать.

– Я не капитан. Я практикант… ваше высочество.

Несмотря на хриплый тихий клекот, на который был похож голос, его услышали.

– Прости, сынок. Но, согласно Уставу, капитан теперь ты – по сообщению вашего искина других живых на борту нет… соболезную.

– Понял.

– Бить будем гравипушкой… аккуратно, одной десятой мощности… будут шансы, сынок…

Слова, как песок, сыпались сквозь пальцы. Он слышал, но уже не воспринимал смысл. Сейчас!

– Импульс!

Бац!

После четвертого импульса он стал кричать от боли. После шестого – перестал ее чувствовать. После восьмого перестал слышать и видеть даже через нейрошунты. Подумал: «Восемь раз убить себя об стенку… красавец!» И успел удивиться – в чем юмор этого факта? «Убить себя об стенку». Что в том смешного?

На этом, собственно, потерял сознание окончательно. И умер.

* * *

Обидно умирать вот так – синее небо, прозрачнейшая вода спокойного океана, яркое полуденное солнце, крики чаек… И белый борт уходящей яхты где-то в двадцати кабельтовых. И миль сорок до берега. Морских миль. И почти полное отсутствие судоходства в этом районе.