— Ч-чей ход?

— Твой.

Я бросила карту и потом поняла, что это была шестерка пик. Я должна была сыграть сначала валетом, чтобы он пропустил ход! Я бы победила!

Он раскрыл веером семь карт, смотрел на меня задумчиво, а потом накрыл мою шестерку пик шестеркой бубен, поменяв масть.

Я взяла карту — пятерка пик.

— Что ты скрываешь?

Мое внимание вернулось к нему.

— Ч-что?

Он сыграл бубнами.

— Когда твое лицо меняет цвет, и ты быстро дышишь, это из-за меня?

— Нет!

— Снова врешь, драда.

Блин. Борясь с румянцем, я взяла карту из стопки. Последняя восьмерка! Другое дело.

Он сыграл еще бубнами, и в его руке осталось четыре карты.

— Почему ты охраняешь те мысли? Ты не скрываешь другие мысли обо мне.

— Не твое дело, — заявила я и опустила восьмерку. — Пики.

С этим я победила. Восьмерок больше не было, и он не мог поменять масть. Во время следующего хода я выложу валета и пятерку пик, и рука будет пустой.

Я сжимала свою победную пару, а он раскрыл шире веер из четырех карт. Два валета уже были, третий был у меня. Даже если он лишит меня одного хода, я все равно выиграю. Он мог выиграть, только если…

Он опустил семерку пик. Потом накрыл ее семеркой бубен. Добавил семерку крестей. Я прищурилась, когда он поднял последнюю карту.

— Нет, — прорычала я.

Он опустил семерку червей, и его рука была пустой.

— Ни за что! — закричала я, подбросила две карты в воздух. Он бы победил с теми четырьмя картами, какую бы масть я ни выбрала.

Он сверкнул улыбкой и забрал булочки с корицей со стола.

— Vh’renithnās.

Он только узнал об игре, но одолел меня три раза подряд. Я оставила карты на столе и встала, кипя. Может, я и проиграла, но он был больше, быстрее, сильнее и хитрее, и у него была отличная память. Он не должен был выигрывать и в картах. Это было не честно.

Я пошла мимо него, и он поймал меня за запястье и оттащил. Размахивая рукой, я потеряла равновесие и упала… оказавшись как раз у него на коленях.

Мой румянец вернулся, и я оттолкнула его. Он обвил рукой мою талию, удерживая меня, и его теплое дыхание задевало мои волосы.

— Ты пропустила, драда, — выдохнул он мне на ухо. — Свой момент dh’ērrenith.

Dh’ērrenith — «верная победа» на языке демонов.

— Если не можешь читать мои мысли, — пробормотала я, подавляя желание отпрянуть от его силы, — откуда знаешь, что я собиралась победить?

— Не позволяй противнику отвлекать тебя.

Он заговорил о мыслях, чтобы запутать меня? Я подавила истерический смех, подступивший к горлу, и потянула за его руку на моей талии.

— Отпусти меня.

Он не послушался, а взял коробку булочек с корицей со стола и опустил на мои колени.

— Мы разделим приз.

— Ты хочешь поделиться? — он? Мистер Эгоист?

— Мы разделим… если объяснишь, почему твое лицо меняет цвет.

— Что? — я оттолкнулась от него, вырываясь. Коробка с булочками упала на пол. — Что это за предложение?

— Ты проиграла. Я поделюсь призом, но хочу кое-что еще.

— Оставь себе приз, — буркнула я, поправляя свитер. Я пошла в свою спальню, но на пороге не сдержалась и оглянулась.

Заилас уже впился зубами в булочку с глазурью. Он склонил голову, поймал мой взгляд. Жар еще сильнее прилил к моему лицу, и я убежала в свою комнату и захлопнула за собой дверь.

Тяжело дыша без причины, я плюхнулась на кровать и потерла щеки. Почему я так краснела? Я не должна была так реагировать. Заилас был демоном, не уважающим личные границы. Чем больше меня раздражали его поступки, тем радостнее он был.

Я опустила руки от лица, улыбаясь. В этот раз он перестарался. То, что он раскрыл, стоило смущения.

Он не мог читать все мои мысли.

Сколько сна я потеряла, переживая из-за того, что он мог услышать в моей голове, или как его мозг демона это все понимал? Если он не знал то, что я держала при себе, то он не знал, почему я краснела, когда он касался меня, или почему он порой ловил мои взгляды, или почему я волновалась, когда он раздевал нас по пояс.

Особенно прошлое. Я надеялась, что он ничего не услышал тогда.

Я взбодрилась, вытащила из-под кровати тонкий металлический кейс. Пора за работу.

— Egeirai, angizontos tou Athanou, lytheti, — заявила я, прижав ладонь к стальной поверхности.

Кейс засиял белыми рунами, и я открыла крышку. Гримуар Атанас лежал сверху, потертая кожаная обложка блестела, хотя в последнее время им мало пользовались. Я осторожно подняла книгу, взяла свой блокнот из-под нее, добавила его и гримуар к стопке книг и понесла все в гостиную.

Заилас переместился на диван, лежал на боку, запихивая половину булочки в рот.

— Ты подавишься, — предупредила я.

Он не слушал меня и проглотил все, не жуя.

Я убрала карты со стола и разложила там книги, села, скрестив ноги, за кофейным столиком, отклонившись к дивану. Хвост Заиласа свисал с подушек рядом со мной.

В моем блокноте были записи и переводы мамы, но я еще не отыскала, к каким страницам гримуара они относились. Я отодвинула их и нашла свой перевод первой страницы гримуара. Я с тихим восторгом смотрела каждый раз на список.

Четырнадцать имен, поколения за четыре тысячи лет, и все принадлежали моим предкам. Каждый волшебник копировал стареющий гримуар, чтобы сохранить знания в нем, и я буду пятнадцатой в этом списке. Гримуар последний раз копировали больше трех сотен лет назад, и этот промежуток был самым большим в его истории.

Я разглядывала список, заметила имя: Миррина Атанас. Она была пятой, кто копировал гримуар, и она делала это тысячу лет назад.

Прикусив губу, я открыла записи матери и прочла первую страницу.

Дополнения от Миррины Атанас — прямого потомка Антеи?

5 абзацев добавлены в ее копию гримуара, не из оригинальной книги

Кусочки из дневника?

Возможно больше, нужно проверить до конца

Миррина упоминает Λευκάς — Лейкас?

Лейкадия — остров в Ионийском море на западе от Греции

1000-700 до нашей эры?

Она была первым призывателем, нарушившим 12 предупреждение?

Я перечитала последнюю строку несколько раз. Когда я смотрела ее записи, я подумала, что это «12 предупреждений», и она перепутала букву. Решив, что я их уже читала, я не обратила внимания на запись. Но вдруг там не было ошибки, и она просто сократила название?