Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не собирался сдаваться. В жизни Алексея был один человек, которого он по-настоящему любил, и теперь этого человека отняли. Неважно, что ему говорили люди в форме и частные сыщики. Убийца был там — прятался за строками рапортов о необъяснимой смерти, скользил за спинами растерянных полицейских, словно издеваясь над ним, светилом психологии, растоптанным и уничтоженным горем.
Тронов нанимал лучших детективов, платил следователям и экспертам за дополнительную работу. Он задействовал влиятельных знакомых, он даже назначил награду тому, кто сможет назвать имя убийцы. Ничто не помогло. В том, что Стелла умерла из-за болезни, не сомневался никто, кроме него.
Время шло, воспоминания и улики стирались. Желающих помочь ему становилось все меньше. Он понимал, что настоящие детективы перепробовали все, а те, кто сейчас выстроился у его офиса, — шарлатаны, мечтающие о легкой наживе.
Он забросил все, чем жил раньше, без Стеллы это потеряло смысл. Его профессиональные занятия свелись к одному — найти новый подход к расследованию, способ, который не испробовал никто. Это его задача — подняться над существующими детективными методами и найти убийцу, который наверняка уже поверил в собственную безнаказанность.
И Алексей Тронов нашел этот способ.
Подушка, плотно прижатая к голове, делала мир тихим и спокойным. Сотрясавшие квартиру крики превращались в неясное гудение. И Катю совершенно не волновало, что мера спасения у нее временная. Ей так и хотелось остаться тут: в своей маленькой комнатке, в уголке дивана, накрыв голову подушкой.
А потом пришел муж и все испортил.
— Зачем ты изображаешь страуса? — рявкнул Олег.
Он вернулся с работы уставший и злой, как всегда. У него не было настроения умиляться взлохмаченным кудрям супруги или ее покрасневшему от слез носику. Он просто хотел ужинать, и это заботило его куда сильнее, чем ее терзания.
— Дай пожрать!
— Зачем так грубо? — возмутилась Катя. — Ужин на плите. Только я туда не пойду.
Кухня сейчас была эпицентром скандала. На небольшом пространстве собралось слишком много народа, и панельные стены звенели от голосов. Сестра вопила на мать, мать орала на сестру, отец пытался их разнять, но получал от обеих. Вплетая свой плач в общую палитру звуков, хныкала Машенька, дочь сестры.
Меньше всего Кате сейчас хотелось идти туда, но муж ее страданием не проникся.
— Пойдешь, куда денешься! Я, что ли, с твоей родней буду разбираться?
— Они и твоя родня тоже…
— Да конечно! Мы не в Америке живем, чтобы всех подряд мамами и папами называть! Если я туда пойду, еще и ко мне прицепятся. Так что, будь добра, сними свой зад с дивана и сгоняй на кухню!
Тут Катя много что могла бы сказать. Например, напомнить ему, что он вселился в квартиру ее родителей, и это их точно не обрадовало, но они вынуждены были терпеть. Даже отдельную комнату молодым выделили. Только помощь от Олега оказалась строго дозированной, и это не добавляло к нему любви ее отца и матери.
В своем воображении она смело высказывала все это ему в лицо, но в реальности — никогда. Катя панически боялась ссор с мужем, да и потом, определенную вину за собой все-таки ощущала. Может, она и правда так себе жена, раз он постоянно недоволен?
Пришлось наспех пригладить волосы и отправиться на кухню.
С ее появлением словесные баталии стихли, и только Машенька продолжала всхлипывать.
— Явилась? — Заплаканные глаза сестры смотрели зло, почти с ненавистью. Катя невольно поежилась, вжимая голову в плечи. — Хорошо отдохнула?
— Да не лезь ты к ней… — попробовал вмешаться отец.
Но это только раззадорило мать.
— А чего к ней не лезть? Ничего, не перетрудится сестру послушать! Твой Олежек там денег случайно не принес? Чисто случайно, так-то у него ничего не планируется.
— Принес он, как же! Больше того, что должен, не отдаст, чертов жмот. А вот почему эта дармоедка не идет на работу — мне до сих пор непонятно!
— Ты ведь тоже не идешь…
— Я с ребенком! — Сестра подхватила на руки Машеньку, и та мгновенно угомонилась. — Куда мне ее девать? За ней уход нужен круглые сутки. А Катька — здоровая корова, могла бы уже заняться делом!
Все это они уже проходили. Раньше Катя пыталась отвечать и оправдываться, теперь перестала. Родные ее не слушали, да и аргументов у нее было не так много.
Не умела она работать, просто не получалось! Кое-как отучилась на бухгалтера — мама хотела. Даже на работу устроилась, а вот дальше все пошло не так. Катя путалась в актах, ведомостях и отчетах, цифры плясали у нее перед глазами, а безоговорочная доверчивость не раз выходила ей боком.
Выйдя замуж за Олега, она с удовольствием оставила нелюбимое дело. Вести домашнее хозяйство — вот это было ее занятие! Она готовила, стирала, убирала, причем не только для мужа, но и для всех остальных. Семейство вроде было довольно, никто ее на работу не гнал…
А потом заболела Машенька. Сестра уволилась, денег стало катастрофически не хватать: нужно было откладывать и на лечение, и на реабилитацию после каждого курса. От былой атмосферы ничего не осталось, все разом стали раздраженными, злыми. Что бы они ни делали, свести концы с концами становилось все труднее. Сестре нужно было кого-то обвинить в своих бедах, и она выбрала Катю.
Катя пыталась помочь. Устроилась продавщицей в небольшой магазинчик, но это ситуацию никак не упростило. Она все равно вела домашние дела, отказываться от привычки перекладывать все на нее никто из родни не собирался, а она теперь ничего не успевала. Да и обмануть ее было — раз плюнуть. Пару раз ей приходилось пополнять недочет в кассе из своей зарплаты, потом она чуть не упустила кражу — тогда ее и уволили.
Даже работая, Катя приносила в дом сущие копейки, и ее ругали и за это. Да и недостаточно было такой суммы на лечение Маши! Она хотела что-то изменить, хотела помочь, а как это сделать — не знала.
Теперь она молча накладывала на тарелку картошку под крики сестры и матери.
— Дармоедка! Всю жизнь как сыр в масле катаешься, младшенькая любимица! Тебе б хоть половину того горя хлебнуть, какого я хлебнула.
— Таня права, ты уже взрослая женщина. Раз не рожаешь, иди работать!
— Куда ей еще рожать? И так живем друг у друга на головах, еще и она в подоле принесет!
Катя уже сто раз обещала себе не реагировать — все равно не получалось. Слезы пеленой застилали глаза, движения стали неловкими; закрывая шкафчик, она сама не заметила, как поставила тарелку на край. В следующую минуту фарфоровое блюдо и лежащая на нем еда полетели на пол.
Это было похоже на взрыв. Оглушительный грохот, осколки и грязь по всей кухне, забрызганное платье сестры, возмущенное лицо матери. На секунду наступила тишина, а дальше скандал разгорелся с новой силой.