Не вышло!

Типографская краска испачкала руки. Газета была напечатана на дрянной бумаге – дешевый бульварный листок для мелких умов. Сенсации, высосанные из пальца! Отчего же тогда так саднило грудь от обиды?

Тридцать четыре года безупречной жизни обесценились одной единственной ошибкой! И сколько потрачено сил на то, чтобы общество простило ему эту нелепую ошибку! Так что же, все старания напрасны? Из-за статьи в газетенке, нагло объявившей себя гласом общества!

Только сейчас маркиз стал осознавать, что на него смотрят. С удивлением? Или все же с подозрением? Возможно, о нем уже успели прочесть в газете? Возможно, уже обсуждают утреннюю свадьбу. Как и подробности гибели его покойной жены перемалываются досужими языками, пережевываются, а правда, искаженная до неузнаваемости, выбрасывается за ненадобностью.

Вокруг него море глаз, настороженных, осуждающих, злорадствующих… «Нет, это все неправда, – хотелось ему крикнуть им в лицо. – Все было совсем не так. И тогда, и сейчас».

Но вот, к несчастью, все именно так и обстояло.

С тех пор Колдер изменился. Он дал себе слово никогда больше не терять над собой контроль, ибо именно это – утрата самоконтроля – и стало решающим фактором, приведшим пять лет назад к гибели Мелинды, его первой жены.

Колдер помнил охвативший его гнев, помнил, как рушился мир вокруг него, когда он узнал о предательстве любимой женщины. Обида и ревность затуманили его разум. Он помнил об этом, но теперь, пять лет спустя, это было лишь воспоминание о воспоминании, словно второй акт пьесы, которую он смотрел давным-давно.

Но боль сегодняшней утраты, боль, пережитая им сегодняшним утром, все еще жгла нутро. Пять лет назад Мелинда бросила его ради мужчины, который в отличие от него, Колдера, смог пробудить в ней ответное чувство. И сегодня так же поступила с ним Фиби.

Правду о Мелинде и обстоятельствах ее смерти не знал никто, кроме самого Колдера; в нем видели лишь достойного жалости вдовца, утратившего всякий вкус к жизни. А между тем он был чудовищем, опасным не только для самых дорогих ему людей, но и для самого себя.

Впрочем, свету недолго выпало пребывать в неведении относительно того, что собой представляет маркиз Брукхейвен. Стоило разразиться новому скандалу, и вот, на тебе: «Брукхейвеновский Зверь обращает в бегство очередную невесту, которая ищет от него спасения в объятиях другого мужчины…»

Маркиз в недоумении уставился на фасад Брук-Хауса, его лондонского дома. Как он тут оказался? Сколько же он шел по улицам, не замечая ничего вокруг, погруженный в тяжелые думы? Фортескью, самый лучший дворецкий столицы, открыл ему дверь.

– Добрый день, милорд, – сказал Фортескью, забирая у Колдера шляпу и перчатки. – Мисс Кантор желает поговорить с вами. Она ждет в гостиной.

Колдер совсем забыл о том, что ближайшие родственницы его бывшей невесты все еще жили в его доме. Изначально он пригласил их погостить лишь до свадьбы, но, судя по всему, леди Тесса и обе ее подопечные вознамерились остаться у него навсегда.

Только этого ему не хватало! Вообще-то против пребывания под одной крышей с мисс Софи Колдер он ничего не имел, поскольку это невзрачное и застенчивое создание редко попадалось ему на глаза.

Другая кузина Фиби, мисс Дейдре Кантор, была особой весьма привлекательной и довольно неглупой – вполне сносная компания. Чего не скажешь о мачехе Дейдре. Колдер мечтал избавить себя от общества этой фурии так же горячо и страстно, как, верно, грешники в аду мечтают о глотке холодной воды.

Итак, мисс Дейдре желает поговорить с ним…

Поразмыслив, Колдер решил, что его уязвленная гордость не пострадает от толики женского внимания, даже если все, что этой девушке от него нужно, – это разрешение пожить под его крышей еще пару дней. На Дейдре действительно было приятно смотреть: точеная фигура и естественная грация, классические формы древнегреческих статуй…

В любом случае уж лучше общаться с ней, чем до бесконечности повторять про себя: «Брукхейвеновский Зверь»!

Мисс Дейдре Кантор поджидала Колдера в гостиной, разглядывая портрет, висевший над каминной полкой. Со стены на нее смотрел отец лорда Брукхейвена – слава богу, не он сам, ибо кем надо быть, чтобы повесить собственный портрет там, где ты вынужден смотреть на него изо дня в день! Впрочем, сходство двух лордов Брукхейвенов было налицо, так что, глядя на портрет отца, маркиз словно видел себя в недалеком будущем.

Как и его отец, лорд Брукхейвен был мужчиной видным. Широкий в плечах, темноволосый и темноглазый – как раз такими Дейдре представляла себе суровых и воинственных рыцарей в тех романах, что читала втайне от мачехи.

Если бы маркиз хотя бы изредка улыбался, его можно было бы назвать весьма привлекательным мужчиной, если вам нравятся смуглые брюнеты с несколько тяжеловесным подбородком и цепким взглядом, под которым мало кто чувствует себя уютно.

Дейдре нравились мужчины этого типа, и этот конкретный мужчина в частности. Светские дамы в своем абсолютном большинстве отдавали предпочтение мужчинам более изящным и холеным, как раз таким, которые и сейчас крутились вокруг Дейдре, хотела она того или нет, но Брукхейвена она приметила давно, несколько лет тому назад.

Глядя на портрет, Дейдре представляла себе Брукхейвена таким, каким увидела его впервые. Тогда Тесса взяла ее с собой на публичные слушания, касающиеся гибели леди Брукхейвен, – лондонская аристократия воспринимала такого рода события как способ развлечься. Дейдре взглянула на лорда Брукхейвена и сразу поняла, что уже никогда не сможет его забыть – высокого мужчину с гордой осанкой, надменным взглядом и…

И с мускулистым крепким телом с упругими ягодицами отличного наездника. Соберись с мыслями, Ди!

Одним словом, Колдер очаровал ее с первого взгляда. А потом, подавленный смертью жены, он сделался затворником и надолго исчез из поля ее зрения.

Все, что оставалось Дейдре, – это добывать информацию о нем из газет, случайно оставленных Тессой там, где до них могла добраться ее падчерица. Дейдре подолгу рассматривала изображения благородного профиля маркиза, появлявшиеся в газетах благодаря стараниям художников, выслеживавших маркиза-затворника возле его лондонского дома.

Один из таких рисунков она продолжала хранить между страницами одной из своих любимых книг. Когда Дейдре впервые увидела маркиза, ей было шестнадцать. Ей – шестнадцать, а ему – тридцать: немалая разница в возрасте. Впрочем, ее эта разница не испугала. Счастливая обладательница синих глаз и золотистых локонов, Дейдре обращала на себя внимание прелестной наружностью, и едва ли кто-нибудь из ее знакомых догадывался о том, что Дейдре совсем не та, кем кажется. Решимости и упорства ей было не занимать. А терпению могли бы позавидовать многие.

И Дейдре, которую мачеха всю жизнь держала в черном теле, не доходя до членовредительства только потому, что рассчитывала в один прекрасный день ее выгодно продать, вполне устраивало то, что о ней судят лишь по внешним данным.