Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если что, Маруся везла четырёхмесячного Антона на физпроцедуры и массаж в филиал детской поликлиники.
Не, всё-таки везучая. Мужик навстречу идёт и курит. Постояла. Покурила. Не помогло.
Тогда Маня не была никакой осознанной. Муж спал пьяный. Двое старших в школе. Денег нет даже на одну маршрутку. Хотелось орать и умереть одновременно. Мимо пролетали машины, маршрутки… Маруся никогда никому не завидовала, не плакалась и долго не рефлексировала. Решительно вытерла нос, пробормотала ветру, чтобы развернулся. (пожалуйста, она уже охренела от холода!), и зашагала бодрее.
Манюня вроде и не волшебница, а ветер и в самом деле развернулся. «Вот разбогатею, будет у меня машина, стану всех подвозить!» — решила отважная женщина.
Через год она уже работала водителем в такси на своей машине.
Поныть и Маруся
Мария Сановна никогда не понимала ноющих и стонущих. Не, не так, чтобы прям вообще, но правда не знала, как вести себя в таких ситуациях. Она и сама могла поныть и постонать, но лично, в одиночестве, дабы не осрамиться на народе. И дело было не в том, что там скажут другие, просто считала недопустимым «нагружать» своими проблемами других людей.
Маша выбрала другую тактику. Она над всеми неприятностями ржала. Рассказывала весело, с юморком, и сама же и ухахатывалась, да так искренне, что иногда на неё смотрели, как на ненормальную, а она, уже потерявшись в истерическом хохоте, вдруг осознавала, что на самом деле и проблемы-то нет, так, очередная фигня, которая её чему-то научила, а сотворила её и вовсе она сама. Не прям сидела и машину топила, например, но создала эту ситуацию неспроста.
В то время Манюня не была осознанной, никаким личностным развитием не занималась, и читала хоть и вумные книги, но не те, которыми зачитывалась позже. Как она умела интуитивно находить решение своих трудностей, чтобы без потерь физических и моральных, то ей было неведомо. Зато склонялась верить, что жила не первую жизнь, от того и мудрость в ней была необъяснимая.
Теперь, когда Маруся стала практикующим психологом-Марией, училась дальше и читала книги не только в удовольствие, но и вкладывая в себя благие зёрна духовного роста, она оглядывалась на прошлое и благодарила ту шебутную Манюню, которая своим позитивом и верой в добро закатывала в железный бетон все свои проблемы и неурядицы.
Мария и интуиция
Маруся уложила детей, выпила чашку кофе, как на Руси, величиной с гранёный стакан, да ещё и кипяточка доливала несколько раз. Кофе был дерьмовый, растворимый, да ещё и самый дешёвый. Зато хоть сигареты нормальные. Пять сигарет с такой безмерной чашкой кофе — самое то. Прикинув, посчитав и взвесив все ЗА и ПРОТИВ, Манюня взяла ключи и пошла таксовать.
Уже купила шашечки, но теперь стали штрафовать неофициалов. Звучит-то как! А она ведь только на жизнь за ночь еле накатывала. Ну, хотя, если ночь хорошая, то на жизнь на пару дней.
Индикатор бензина стремительно понижался. Ровно на какой-нибудь один недалёкий заказ и сразу надо будет заливать. У ДК Кирова вон рука, ага, нерусский… Та, какая разница! Но.
У Маруси была интуиция. Не то, чтобы прям как у тех просветлённых, о которых Маня тогда и не слыхала, но предчувствие беды всегда давало знать холодком в солнечном сплетении. Сашу она находила в любом конце города с погрешностью в метров двадцать.
И сейчас что-то стало Марии очень уж дискомфортно в своей родной машине. Захотелось остановиться, выскочить из авто и бежать.
— Там покажу, где остановиться, — Манюшка примерно знала, где это. Но маршрут удлинялся, и конечный вариант ей совсем не нравился: частный сектор, даже его конец, там стройка только началась, и одни собаки бегают. На часах двадцать три с чем-то. На перекрёстке Димитрова и Ленинской стояли ГАЙцы. Решительно развернувшись по обручевскому кольцу (недалеко от перекрёстка), Мария полетела к милиции.
Справа донеслось с акцентом: — Ты куда это?
А гайцы уехали. Но Манюня соображала в таких ситуациях невероятно быстро. Завернула налево, к таксистам. Чуть не въехала в задницу одному из тех, что кучками стояли на остановке. Остановилась с визгом шин и тучей пыли, испуганно взлетевшей вверх.
— Выходи, — насупилась Маша, — мы никуда не поедем.
— Как это не поедем? Ты ох@@ла? А ну вези меня, куда сказал!
Машу окатило ледяной волной ужаса и страха. Трясущимися руками она открыла дверь и, стараясь не вылететь, спокойно вышла. У машины уже собралось мужика четыре, начали переходить с противоположной стороны таксисты. Самый огромный спросил:
— Проблемы?
Маша была на грани истерики, но произнесла очень ровно:
— Выходить не хочет.
Мужик подошёл к машине, открыл дверь.
— Выходим. Приехали.
— Я никуда не выйду. Пусть везёт.
Таксист повернулся к Марусе.
— Деньги брала?
— Нет.
— Она деньги брала у тебя? — уже пассажиру.
— Нет…
— Тогда выходи, или мы тебе поможем.
— Ах ты, сука русская! Если б ты меня довезла, я б тебя там и прирезал, б@@ть. Я б знаешь, что с тобой делал, тварь?!..
Лёгкий пинок под жопу прервал горячую эмоциональную речь и придал этому существу ускорения.
Машу просто подкидывало. Больше сдерживаться она не могла. Села в машину и завыла в голос. Мужики растерянно стояли вокруг и не знали, что делать. Спаситель пошёл и купил в русапе кофе. Манюня благодарно приняла, выпила, крепко обняла мужчину и поехала.
Конечно, о дальнейшей работе не могло быть и речи. Маша ехала с выключенным радио и просто молча ревела. Слёзы текли двумя ручьями. Молилась, чтобы хватило бензина до дома. Прикидывала, где взять денег завтра на молоко Павлику, совсем не помнила, есть продукты или нет, как и с чем ехать к Саше в больницу. Пох@р на всё! Доехать до дома, упасть, уснуть и забыть. Бензина хватило. Вселенная любила Марусю.
«Завтра будет новый день, и я обязательно что-то придумаю», — подумала Машуля, засыпая.
Утренняя встреча
Её мёртвые глаза обнимали небеса в последний раз. Они были прекрасны, эти небеса. Весенний ласковый голубой цвет играл с белыми кучерявыми облаками, что местами подсвечивались волшебным розовым со стороны востока. Ветви деревьев голые и серые. Они тянулись ввысь к прекрасным небесам. Всё в этом Мире стремится вверх, к Небесам.
Длинные каштановые волосы красиво раскинулись вокруг головы. Руки непроизвольно закинуты вверх, и вся поза будто говорит, что в