Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поднимаю трубку, бросаю коротко и устало:
— Полиция.
— Дональд?
— Так точно, шеф!
Шеф полиции — толстый и грузный человечек с обманчиво добродушным лицом. В действительности ему оно досталось по ошибке. В идеале начальнику больше бы подошла оскаленная бульдожья морда.
Какого хрена он трезвонит в шесть утра? По должности толстяку полагается дрыхнуть до полудня и приезжать в офис после обеда с мэром и аккурат перед ужином с любовницей. Спросите про жену? Да ей плевать на интрижки супруга, лишь бы отстегивал деньги на шопинг!
— Дональд, как прошло дежурство?
— Нормально, шеф, за одним исключением — оно еще не закончилось.
— Для тебя уже завершилось. Сейчас приедет лейтенант Перкинс. Он тебя сменит пораньше, а ты дуй… — Шеф взял паузу, и я сразу настроился на неприятный сюрприз — вряд ли босс дергает тебя с утра пораньше, чтобы объявить о повышении должности и оклада. — Езжай в общественный парк, к белой беседке у пруда. И как можно быстрее! Тебя ждут!
— Будет исполнено… — Не успеваю договорить, как шеф кладет трубку и я слышу противные гудки.
В дежурке появляется Перкинс. Он демонстративно зевает и поглаживает небритый подбородок, намекая, что с меня причитается — дескать, подняли ни свет ни заря по моей вине. Сегодня Перкинсу ничего не светит. Если б инициатива исходила от меня, обязательно б отдарился бутылкой не самого плохого виски, а так… я и сам жертва обстоятельств.
Обмениваемся короткими рукопожатиями и расписываемся в журнале.
Оставляю темно-синюю униформу в шкафчике, надеваю несвежую рубашку, пропахшую потом, облачаюсь в помятый костюм в серую полоску, накидываю сверху бежевый непромокаемый плащ, нахлобучиваю шляпу и выхожу в коридор.
Там, на голой стене с осыпавшейся штукатуркой, висит зеркало в стальной раме. Окидываю взглядом свое отражение: из зеркала набыченно смотрит мрачный детина средних лет с переломанным носом, поскольку мы брали одного грабителя, а он оказался хорошим боксером, с густыми темными бровями и глазами цвета мокрого асфальта. В общем, гроза всех бандитов и мечта всех девушек, хмыкаю я.
Выбегаю на улицу ловить такси, а за спиной слышу телефонную трель и недовольный лай Перкинса. Судя по всему, поступил тревожный вызов. Это уже не мои проблемы.
Такси будто ждет именно меня и подкатывает к тротуару на призывный взмах рукой. Открываю дверь и сажусь на переднее сиденье рядом с водителем.
Так-так… Рожа у таксиста знакомая. Этот человек у меня проходил по одному делу и буквально висел на волоске, едва не перейдя из свидетелей в обвиняемые. Спасло его чудо, а если быть точнее, нетерпеливость генерального прокурора, которому перед выборами хотелось поскорее дотащить выигрышное дело до суда. В итоге оно развалилось как карточный домик.
Таксист тоже узнал меня.
— Доброе утро, лейтенант!
— Для кого как. На мой взгляд, хреновей некуда, — говорю я, хотя еще ничего не знаю. Просто интуиция, выработанная годами службы, подсказывает самый очевидный вариант.
— Куда едем?
— В городской общественный парк.
— Не рановато для прогулок? — ехидничает шофер.
— Самое время дать тебе по зубам, если не заткнешься.
Таксист благоразумно следует совету и больше не отвлекает расспросами.
Поездка по пустым улицам просыпающегося города — одно удовольствие. Ни пробок, ни вечно спешащих пешеходов, пересекающих дороги где хотят и не смотрящих по сторонам.
Машина останавливается.
— Сколько с меня?
— Нисколько. Вы у меня сегодня юбилейный первый клиент, — криво улыбается таксист.
Хлопаю его по плечу:
— Умник! Далеко пойдешь, если не грохнут.
Иду к большой арке ворот и всей спиной ощущаю неприязненный взгляд.
К пруду ведет посыпанная мелким красным гравием дорожка. Солнце потихоньку поднимается, вырисовывая абрисы луж, образовавшихся после ночного дождя. Камешки тихо хрустят под подошвами башмаков.
Вижу шефа уже издалека. Он топчется у беседки. Вид у него еще тот — хмурый, под стать утру. В руках длинный зонтик с причудливо изогнутой ручкой.
Здороваюсь, но шеф в ответ только кивает. Вижу, ему крайне тяжело выдавливать слова, явно вчера перебрал спиртного. Теперь голова болит, во рту кошки нагадили… Симптомы знакомые.
— В чем дело, шеф? Что за секретность?
— Подожди, — с раздражением говорит он.
Шефу неуютно, он бы предпочел досыпать десятый сон в теплой постельке. Однако что-то ведь заставило его сорваться сюда?
Причина выясняется быстро: по беговой дорожке семенит поджарый мужчина в спортивном костюме. На первый взгляд — обычный любитель нынче модного утреннего бега, но «спортсмен» вдруг резко меняет курс и останавливается возле беседки.
Мужчина выбрасывает вперед ладошку:
— Привет, Том!
Шеф отвечает на рукопожатие и поворачивается в мою сторону:
— Знакомься, это Рик Дональд. Парень, о котором я говорил.
— Лейтенант Дональд, — на всякий случай добавляю я, но «спортсмен» пропускает замечание мимо ушей.
— Привет, Рик! Я Джеймс Корнблат. Возможно, тебе доводилось слышать мою фамилию.
— «Бытовая техника и механизмы Корнблата»? У моей домохозяйки весь подвал заставлен вашими стиральными машинами.
— Выходит, мы заочно знакомы, — улыбается бегун, но я не разделил его оптимизма. Видно, что улыбка натянутая. К тому же Корнблата что-то гложет, у него озабоченное лицо и крайне растерянный вид, который не спасет никакая мина.
— Этому парню можешь доверять как самому себе. Он лучший, — хвалит шеф.
У меня от такого комплимента аж зубы сводит. Я отворачиваюсь, будто бы от смущения. Сдается, меня хотят втравить во что-то неприятное. Подобное с подачи шефа случалось неоднократно. Эмоции же лучше держать при себе. Работа у меня хреновая, но все равно работа. В наше непростое время нужно держаться за то, что имеешь. Потерять легче, чем найти.
Корнблат недоверчиво разглядывает меня. С высоты его полета я кажусь мелкой букашкой, каким-нибудь уборщиком мусора или чистильщиком обуви. Мужика все же крепко прижало, поскольку он решается заговорить:
— Рик, приношу извинения, что тебе пришлось тащиться сюда в столь ранний час.
— Не надо извиняться. Рик — парень привычный, — бросает шеф.
— Ничего страшного. Моя служба, — подтверждаю я, хоть и не вижу пока никакой связи. — Однако место и впрямь странноватое.
— Поймите меня правильно, — бубнит Корнблат. — У меня не осталось выбора. Дело весьма щепетильное, и чем меньше о нем знают, тем лучше. Особенно если речь идет о газетчиках. У них, знаете, нюх…