Роман «Крестоносец» основан не только на исторических документах, но и на многочисленных свидетельствах участников Крестового похода, тех, что в октябре 1096 года двинулись из Европы на завоевание Иерусалима. Я всегда старался придерживаться интонации этих свидетельств, а также стиля, которым они были написаны. В послесловии речь также идет об этой выдающейся авантюре, которая буквально разорвала пополам историю человечества и оказала на нее длительное влияние.

Многочисленные армии крестоносцев пришли из Франции, Италии и Германии к Константинополю, для чего пересекли территорию, которая известна сейчас как Турция, а затем повернули на юг — в Сирию и Палестину. Маршрут основной армии под предводительством Раймунда Тулузского был довольно прост: через Северную Италию — в Грецию, вдоль Адриатического побережья по дороге Виа Игнатиа, проложенной еще римлянами. Для того, чтобы наглядно представить два кульминационных момента Первого крестового похода, осаду Антиохии в 1098 году и осаду Иерусалима в 1099, я прилагаю к повествованию две карты. Прилагается также список основных исторических персонажей; описание их действий основано на реальных свидетельствах очевидцев. Я также придерживался простого способа разделения представителей двух враждующих культур, принятого в эпоху Средневековья: в исламском мире словом «франк» называли всякого европейца. В свою очередь большинство европейцев, не осведомленных о различных течениях ислама, обычно именовали своих врагов «турками» или «сарацинами».

Regis Regum rectissimi prope est dies domini[1].

Святой Колумба. Dies irae[2]

Монах поднял голову, покрытую капюшоном, и бросил через сводчатое окно внимательный взгляд на буйную вересковую пустошь. Близилось время сбора урожая, но его работа здесь, в башне старинного и хорошо укрепленного феодального замка, куда вели каменные ступеньки, лишь только начиналась. Он медленно оглядел аккуратно сложенные в стопки фолианты, официальные документы, летописи, письма и меморандумы: все это было собрано в библиотеках ордена тамплиеров и привезено сюда летом 1314 года от Рождества Христова.

— Здесь все, что мы смогли стащить или купить, — пробормотала старуха, опираясь на палку и всматриваясь в небольшое окно, расположенное в нише. Она даже не сочла нужным обернуться. — Consummatum est[3]. Брат Ансельм, вы слышали новость?

Молодой монах-цистерцианец кашлянул и кивнул головой. Он понял, зачем он здесь. Ему уже пришлось поклясться хранить тайну на Евангелии — большом фолианте в позолоченной кожаной обложке, прикрепленном цепочкой к подставке, возвышавшейся посреди комнаты.

— Девятнадцатого марта этого года, — прошептала старуха, — Жака де Моле, великого магистра Храма, а также Жоффруа де Шарне, командора Нормандии, привязали к столбам и сожгли ночью на костре на Иль-де-Франс. Они были невиновны… — Старуха подковыляла к брату Ансельму и улыбнулась. — Аббат освободил тебя от всех обязанностей, — продолжила она, наклонившись и по-девичьи ласково погладив его по гладкой юношеской щеке. А потом добавила, обведя рукой помещение: — Освободил, чтобы превратить все это в подобие мантии без единого шва. Ты должен создать летопись ордена тамплиеров — от начала и до конца. — Старуха схватила Ансельма за руку, и ее хватка оказалась на удивление сильной, несмотря на кажущуюся немощность. Светло-серые глаза неотрывно смотрели на молодого монаха.

— Ты — мой сродник, Бенедикт, в тебе течет священная кровь рода Пейен, основателей этого ордена.

— Как я должен это писать, domina[4]?

— Как летопись, — ответила женщина. Повернувшись, она подошла к аккуратно сложенным в стопку рукописям. — Пиши так, будто бы ты сам был участником всех этих событий. Будь как пророк Иезекииль в долине смерти: вдохни жизнь, кровь и плоть в эти высохшие кости.

Dies irae et vindicatae tenebrarum et nebulae.[5]

Святой Колумба. Dies irae

Над темной стеной деревьев видели орлов, сошедшихся в поединке, в ночном небе различали копья, угрожающе направленные друг на друга, а над ними — скрещенные мечи. Яркие факелы из праздничных превратились в похоронные. Ветры высекали из туч молнии, и те нагоняли страх на людей своими пламенеющими зигзагами. В небесах появилось множество комет. Летом бывало невыносимо жарко, словно в печи, раскаленной добела. Зима приходила в ледяном саване. Присутствие сатаны угадывалось повсюду. В далекой и неизведанной части необъятного океана, называемой морем Мрака, где кишмя кишели чудовища, часто видели демонов, возникающих прямо из морских вод. Зловещие, свирепые соратники князя тьмы, они внушали всем парализующий страх и стали предзнаменованием того, что вскоре должно было произойти. Пришло время войны.

Слова, произнесенные в ноябре прошлого года святым отцом Папой Урбаном II, летели, словно разящие стрелы. Необходимо освободить Иерусалим от турок. Такова воля Божья. Мужчины, женщины и дети стали вооружаться и готовиться к войне. Они извлекли дырявые щиты с облезлой краской, дротики с загнутыми назад остриями, а также мечи, кинжалы и копья — все это было ржавым и потемневшим от времени. В селах и деревушках запылали кузнечные горны; тяжелые удары и постукивание разносились окрест до глубокой ночи. На закоптелых стенах кузниц прыгали отблески пламени, а люди, готовя к смертоносной жатве орудия войны, затачивали их и приводили в порядок. Они пригоняли лошадей и проверяли их копыта и зубы. По замерзшим лугам семенили вьючные малорослые лошадки, которых тоже осматривали, определяя их пригодность. Европейский мир вот-вот должен быть сдвинуться с места и отправиться в Иерусалим, дабы вырвать Святую землю из турецких лап. Народы Европы спешили исполнить пророчества и знамения, ибо днем в небесах клубились тучи стального цвета, а по ночам они раскалывались от грохота и лязга невидимого оружия. В церквях звучали песнопения, а перед жутковатыми статуями многочисленных святых-заступников зажигались свечи и вощеные фитили. Пели монотонным речитативом «Пресвятая Богородица», «Отче наш» и «Господу слава». Отпускались грехи и налагались епитимьи. Мужчины, женщины и дети, простершись ниц в стылых нефах, брали в руки крест и припадали к напольным каменным плитам, покрытым холодной росой, а сверху, с алтарной перегородки, взирало на них вырезанное из дерева лицо Спасителя, принявшего за них мученическую смерть.