— Говорят, нам следовало пойти через Италию, — пробормотала Имогена.

Ее слова прервали поток воспоминаний Элеоноры. Звуки, долетавшие из лагеря, усилились: послышались гудки рожков и крики охотников, возвращающихся со свежим мясом.

— А мой брат говорит, что нет. Граф Раймунд считает, что горные перевалы, ведущие в Ломбардскую равнину, скоро станут непреодолимыми, а морской переход из Южной Италии в Грецию чреват многими опасностями.

Имогена понимающе кивнула, хотя Элеонора подозревала, что ее спутница плохо разбирается в географических картах. Да и сама Элеонора скоро осознала, как мало знает она о мире, расположенном за пределами Компьена и Оверни. Все и всё в далеких краях казалось чужим и враждебным, и далеко не всегда представлялась возможность убедиться в обратном. Дальнейшее путешествие лишь усилило это впечатление. Франки были верны своим привычкам и относились ко всему неизведанному крайне подозрительно. Если незнакомец крестился или же декламировал нараспев «Аве Мария», то это становилось наилучшей из рекомендаций. Если же этого не случалось, то рука инстинктивно тянулась к мечу или рукоятке кинжала. Расстояния, преодоленные в неизведанных странах, пересчитывали на мили, отделявшие крестоносцев от Иерусалима, который, как известно, находился в центре мира, даже если на картах это выглядело иначе. У Гуго и Готфрида были копии таких карт. Друзья показали Элеоноре тот путь, которым граф Раймунд решил пройти через Северную Италию, а потом — по Адриатическому побережью, через Склавонию и Диррахий, — в Грецию. И поскольку трудности на этом пути все росли, то Элеонора решила сломать ледок в своих отношениях с Имогеной.

— Во сне ты говорила о старосте Роберте, — сказала она.

— А о чем еще я говорила? — поспешно спросила Имогена.

В этот момент заблеял рожок. Это Бельтран созывал «Бедных братьев храма Гроба Господня» на colloquium, собрание перед их штандартом. Стремясь избежать расспросов Элеоноры, Имогена быстро покинула шатер. Она приказала мальчику-горцу, прикрепленному к отряду, стеречь их пожитки. Обрадовавшись возможности подвигаться и поразмяться, Элеонора тоже поспешила на собрание, пробираясь сквозь туман по замерзшей земле, обегая при этом лужи конской мочи и кучи нечистот, оставленных людьми, лошадьми и собаками. При входе в один из шатров сидел на жердочке большой ястреб. Он хлопал крыльями и издавал скрежещущие звуки, а на лапах его позвякивали маленькие колокольчики. «Интересно, сколько еще сможет прожить это существо в таком холоде?» — подумала Элеонора. Морозный воздух жалил ее веки, нос и губы. А вокруг клубился туман, похожий на густой пар. Он затмевал свет и размывал очертания окружающих предметов.

Наконец они добрались до места сбора, находившегося между шатрами и коновязью. Оно представляло собой участок замерзшей травы, освещенный и согретый несколькими кострами, образовывавшими круг. Их пламя ревело, с треском пожирая сухие колючки и папоротники. В центре этого круга разместили повозку с шестом, на котором развевалось знамя отряда «Бедных братьев». На повозке стоял Бельтран, а за ним — Гуго и Готфрид. Держась за поручни, они жестами призывали всех подойти поближе. Люди повиновались, хотя Элеонора, как и некоторые другие, жалась поближе к теплу, идущему от костров. Призывая собравшихся к тишине, Бельтран протрубил в охотничий рожок. Он обладал мощным голосом и потому сразу стал глашатаем паломников и их вестником. Выдержав паузу, он начал свою речь, как актер в театре или трубадур, декламирующий стихи. Гуго и Готфрид казались очень мрачными; Элеонора поймала взгляд своего брата, но он лишь сокрушенно покачал головой и отвернулся. Поначалу они услышали хорошие новости.

— Другие армии крестоносцев, — объявил Бельтран, — также продвигаются на восток. А некоторые даже приблизились к Константинополю. Франков, идущих с запада, в дороге все время сопровождают чудесные предзнаменования, — добавил он. — В небесах видели стаи загадочных птиц, направлявшихся на восток, а некоторые поговаривают о священных гусях, которые проведут нас к самому Иерусалиму.

Подождав, пока утихнет смех, Бельтран продолжил. Он рассказал о том, что многие жители Северной Франции и Германии радостно спешат встать под штандарты крестоносцев. Это пополнение возглавили некоторые европейские властелины. Одним из них был Готфрид Бульонский, истинный воин. Он и двое его братьев, Болдуин и Евстафий Булонские, обладатели обширных владений в Северной Франции и на Рейне, присоединятся к ним в Константинополе. Король французский Филипп I тоже очень хотел стать крестоносцем, но не смог, потому что был отлучен от церкви из-за одержимости чужой женой. Однако вместо себя он послал своего брата Гуго Парижского, а также двух других воинов: Болдуина, графа Эно, и Стефана Блуаского. К ним присоединился рыжий зеленоглазый Роберт Нормандский по прозвищу Короткие Штаны. Он брат Руфуса, рыжего короля Англии. Оба брата — сыновья Вильгельма Завоевателя. Эти властелины собрали массу людей и вышли в путь в сопровождении своих домочадцев, гончих, собак-ищеек и сокольничих, бегущих вдоль дороги. Вся эта шумная кавалькада продвигается к Иерусалиму. И поток хороших новостей не иссякает! Например, Боэмунд Тарентский, норманн-авантюрист из Южной Италии, тоже вознамерился выступить в поход вместе со своим воинственным племянником Танкредом. Воистину — с ними сам Господь Бог!

— И к нам присоединяются не только лишь вельможи, — пояснил Бельтран после паузы. — Народная армия под предводительством Петра Пустынника и его помощника Вальтера, владетеля Буасси, прозванного Вальтером Неимущим, уже сразилась с турками, хотя результат этого сражения был плачевным. Мысль Петра Пустынника простая и ясная, — быстро сменил тему Бельтран. — Мы должны дойти до храма Гроба Господня, вырвать Христовы владения из рук неверных и воцариться над ними. Эту благодатную землю, исполненную молока и меда, Господь дал сынам Израиля. Нам она досталась в наследство, поэтому мы должны отвоевать ее у врагов. Мы должны овладеть ее сокровищами и вернуться домой с победой или же пасть на поле битвы, обагрив себя собственной кровью и тем самым заслужив Божью благодать и вечную славу…

Бельтран умолк. Собравшиеся стали выкрикивать вопросы о Петре Пустыннике. Бельтран отвечал, что мало знает об этом отшельнике. Скорее всего, этот человек родился неподалеку от Амьена. Он беден и носит серую шерстяную рясу на голое тело, накинув на голову капюшон. Петр Пустынник разъезжал на осле, проповедуя и призывая людей отправиться в Крестовый поход. Лицо отшельника смуглое и загорелое; ест и пьет он мало, в основном рыбу, хлеб и вино. По словам Бельтрана, Петр Пустынник был страстным проповедником, чьими устами говорил сам Дух Святой, талантливым оратором, который, несмотря на свою жалкую внешность, мог убедить самых прекрасных женщин благородного происхождения положить свои сокровища к его ногам. Они даже состригали шерсть с его осла и хранили ее как священную реликвию, а воду, в которой омывался Петр, считали целительным эликсиром. Бельтран сделал паузу и, припав губами к кубку, шумно отхлебнул из него вина. Элеоноре показалось, что Бельтран просто втихомолку высмеивает этого проповедника-простолюдина, который столь многих побудил присоединиться к походу. Она мельком посмотрела на Гуго. Тот стоял, скрестив руки и уставив взгляд в деревянные планки повозки.