Аркадий Францевич уже собрался было закричать, позвать на помощь, но вовремя сообразил, что поднимать шум не стоит. Непонятно, кто раньше отреагирует на его призыв о помощи: друг или враг?

«Да-да-да… — пытался он не потерять нить своих размышлений, — друг или враг… Враг? А разве у меня есть враги?»

Это мысль словно эхо резонировала, блуждала в мозгу слабым током, вызывая, как ответную реакцию, эмоции: то удивление, то гнев, то злость, то глубокую печаль.

«Враги? Откуда им взяться? — утешал сам себя пленник. — Я добрейший и милейший человек. Это всякому известно. В клетку меня сажать некому, да и не за что…

Почему же тогда я в клетке? Я ничего не помню! Очень странная потеря памяти. Наверняка я под действием каких-то психотропных препаратов. Что же со мной случилось? Возможно, клетка — плод моего воображения. На самом деле ее нет. А если ее нет, то ничего не помешает мне выйти».

Аркадий Францевич решительно двинулся вперед, но, больно ударившись лбом о железный прут, остановился.

«Надо же! Какое мощное ограждение! — подойдя вплотную к прутьям и подслеповато прищурившись, мужчина внимательно стал их рассматривать. — Пожалуй, здесь не всякая сварка справится. Тут металла — тонны! Ну и ну! — он поднял голову. — Да и клетка высоченная, крыши не видно, словно и нет ее вовсе…»

Действительно, крыши над клеткой не было. Черный бархат ночного неба был усыпан яркими звездами, которые сверкали и переливались, как рассыпавшиеся с оборванной нитки жемчужины.

«Ах! — умилился Аркадий Францевич, на секунду забыв о своих неприятностях. — Какая необыкновенная красота!» Он с детства был впечатлителен и сентиментален.

«Если бы жизнь начать сначала, я непременно стал бы астрономом. Нет, биология, конечно же, вещь удивительная и увлекательная. Но в ней мало красоты. Хотя… — мысль Аркадия Францевича неожиданно оборвалась, так как в этот момент он вновь почувствовал резкий запах сыра. — Пахнет откуда-то сверху. Определенно сверху! Как такое может быть? Вверху только небо…»

И опять голодный желудок заурчал требовательно и нагло, отчего обоняние Аркадия Францевича обострилось до крайности и он нервно заметался по клетке. Но сыром все же пахло сверху, и, задрав голову, Аркадий Францевич стал напряженно всматриваться в звездное небо.

На этот раз небо уже не казалось ему столь красивым и величественным, оно как будто дразнило пленника, вызывающе подмигивая звездами, и в довершение ко всему выкатило на середину небосвода огромную желтую луну.

Аркадий Францевич оторопел. Да не луна это вовсе, а целая головка аппетитного французского сыра! Так вот откуда этот запах! Луна!

Более не в силах терпеть такого издевательства и потеряв всякое благоразумие, Аркадий Францевич отчаянно закричал. Но вместо ужасающего громоподобного крика из его гортани вырвался слабый крысиный писк, и тут же горячей волной окатила догадка: «Я — крыса!»

В светлеющих небесах огромная луна, будто подвешенная на бесконечной невидимой нити, качнулась, оборвалась и стремительно полетела вниз. В одно мгновенье небесное светило упало на черный каменный пол клетки, звякнув в точности как сорвавшийся с гвоздя медный таз для варенья, который несколько лет назад младший научный сотрудник Института генетики и паразитологии биолог Аркадий Францевич Ковард купил в магазине «Товары» в подарок ко дню рождения супруги.

«Я — крыса, — уже без ужаса подумал Аркадий Францевич, плотоядно рассматривая источающую сырный запах остывающую луну. — Ну что ж, так тому и быть, — и с потрясающей логикой констатировал: — Если я — крыса, то луна — это сыр!»

Тогда он с силой вонзил свои острые крысиные зубы в желтую рыхлую сырную массу…

— А-а-а!

— Кадик! Ты что, ошалел? — Эльвира Павловна с силой толкнула в плечо спящего мужа. — A-а! Больно-то как! Нет, вы подумайте! Взял и укусил!

— Что? Что такое? — вскинулся спросонья Аркадий Францевич. — Эличка, ты чего?

— Я чего? — потирая плечо, повысила голос Эльвира Павловна. — Это ты чего? Вон, до крови прокусил!

— Ох! Прости-прости! Сон кошмарный приснился. Ужасно! Не могу прийти в себя.

— Нет, ну вы подумайте! А если бы это было не плечо, а шея? Точно бы прокусил сонную артерию! — Эльвира Павловна резко села на кровати. — Ты то храпишь, то лягаешься, а теперь вот еще и укусил!

Аркадий Францевич решил разрядить обстановку и сделал виноватое лицо:

— Ну, Эличка, не злись, пожалуйста! Ну укусил, что уж тут поделаешь? Больно? Давай поцелую…

Но попытка примирения не возымела должного эффекта. Эльвира Павловна, взвизгнув, с не свойственной ей ловкостью вскочила с кровати, нервно и решительно стянула с супруга одеяло и демонстративно бросила его на пол одеяло:

— Оставь меня в покое! Иди спать на тахту! И таз твой чертов достал! Завтра его выброшу! Сколько он будет греметь?!

Поняв, что так просто уладить конфликт не получится, Аркадий Францевич глубоко вдохнул воздух, на выдохе процедил сквозь зубы: «Тэ-эк-с», резко встал с кровати, поднял одеяло и быстро вышел из спальни. Но как человек с обостренным чувством собственного достоинства он хотел оставить последнее слово за собой — в конце концов, он все-таки мужчина! Аркадий Францевич заставил себя вернуться, широко распахнуть дверь в спальню и потрясти кулаком в воздухе:

— Я! Ты! — больше слов у него не нашлось.

Бросив на тахту в гостиной одеяло, Аркадий Францевич прошел на кухню. Там он споткнулся о таз, который почему-то время от времени срывался с гвоздя и падал на пол с веселым громким звоном. Соседи Аркадия Францевича фактом падения таза были крайне недовольны.

Однажды они даже написали жалобу в местное отделение милиции, что, мол, такие-то такие-то постоянно и умышленно по ночам роняют на пол металлические предметы, чем, несомненно, демонстрируют свои анархистские взгляды. И действительно, по непонятным причинам тазик срывался с гвоздя преимущественно в ночное время, но к анархизму сей факт не имел никакого отношения.

Аркадий Францевич повесил на место таз, вздохнул, налил и выпил стакан минеральной воды, пожевал сухую корочку булки, подошел к окну и посмотрел на низкое темное беззвездное небо.

«Ни единой звездочки, — подумал он. — Интересно, отчего мне так часто снится звездное небо? Наверняка это что-то значит».

В кухне запахло сыром. Аркадий Францевич принюхался. Сыр! Французский сыр! Не может быть!

Он протянул руку и резким движением открыл холодильник, но не нашел в нем ничего, кроме кастрюльки с котлетами, трех сморщенных помидоров, открытой банки маринованной моркови и небольшого обветренного куска буженины.

«Тэ-экс», — раздраженно произнес Аркадий Францевич и хлопнул дверцей холодильника.

Веселый звон вновь сорвавшегося с гвоздя таза заставил мужчину вздрогнуть.