Этим вечером нанявшая Оливию особа настояла, чтобы та присмотрела за ее собственными детками, так что Оливии предстояло просто зорко наблюдать. И она наблюдала, запоминая все подробности, все великолепие красок, чтобы потом, когда вернется в Англию, рассказать обо всем дорогой Джорджи.

— О, здесь этот невозможный Аксбридж, — плотоядно зашептала сидящая рядом с Оливией леди. — Как он может показываться на глаза после того, как сбежал с невесткой Веллингтона…

Оливия слышала, что Аксбриджу разрешено было вернуться, чтобы возглавить кавалерию в предстоящем сражении. Его считали блестящим военным, умеющим вести за собой людей. Взглянув на него, фланирующего в своем потрясающе нарядном гусарском мундире, синим с серебром, и с подбитым мехом ментиком, наброшенным на плечо, она нашла такое описание слишком бледным. Он был так хорош, что при взгляде на него перехватывало дыхание.

Она не сводила с него глаз, позабыв о главном. Она забыла следить, нет ли опасности. Немного подавшись вперед, чтобы увидеть, над чьей ручкой склонился Аксбридж, она не заметила, как неожиданно перед ее глазами возникла преграда — фигура в золотистом наряде заслонила ей все.

— Вы не будете возражать, если я присяду здесь? — услышала она.

Оливия подняла глаза и увидела перед собой одну из самых красивых женщин, которых ей когда-либо приходилось встречать. Хотя Оливия сидела у самой стены, она поймала себя на желании оглянуться, чтобы проверить, к кому еще могла обращаться подошедшая красавица. Такие женщины никогда не искали ее общества.

В первый миг ее охватила паника. Она столько лет старалась избегать чьего-либо внимания, что еще не отвыкла от этого. Но женщина не выглядела сердитой — напротив, она улыбалась.

— Не беспокойтесь, — произнесла красавица с заговорщической улыбкой. — Вопреки общему мнению я редко кусаюсь. Более того, в определенном кругу меня находят совершенно очаровательной.

— Зато я кусаюсь, — неожиданно для себя сказала Оливия. — Но только когда меня провоцируют.

Ей следовало бы прикусить свой язычок. И она хорошо это знала.

Женщина, казалось, не обратила внимания на ее слова и, шурша шелками, опустилась на стул слева от Оливии.

— Что же, тогда давайте посмотрим, кто здесь способен спровоцировать вас, — продолжила незнакомка. — По моему мнению, на балу должно происходить нечто захватывающее — в любом случае нечто более интересное, чем то, как Джейн Леннокс за обедом строит свои коровьи глазки Веллингтону.

Оливия неожиданно для себя рассмеялась:

— Мне кажется, вы могли бы получить больше впечатлений, разглядывая всех этих мужчин в красном.

Ее соседка приложила к глазам лорнет, щедро усыпанный драгоценностями.

— Мне это не приходило в голову. Оказывается, здесь прекрасное место для наблюдений, вы не находите?

— Именно так.

— Жаль, что я не сидела здесь, когда эти великолепные шотландцы из Хайлендского полка танцевали рил. Только вряд ли вам удалось заметить, что они носят под килтами.

— К сожалению, не удалось. Хотя нельзя сказать, что я не пыталась.

Оливия недоумевала, почему эта яркая птица решила посидеть среди невзрачных существ, — особенно если учесть, что эти существа почувствовали себя обиженными. Оливия даже услышала, как кто-то прошептал «шлюха». Ей снова захотелось спрятаться, но все внимание было явно приковано к недавно подошедшей даме.

Кожа у красавицы была как у фарфоровой куклы, кудрявые волосы цвета красного дерева украшали бриллианты, лицо сохраняло выражение невинности, если бы не озорство в зеленых кошачьих глазах. Ее платье было творением художника. Сшитое из тонкой золотистой ткани, оно, казалось, стекало с лифа, открывавшего на пределе допустимого высокие белые груди и шею, укутанную в бриллианты.

— Я заметила, как внимательно вы наблюдали за происходящим, — сказала красавица, лениво помахивая затейливо разрисованным веером. — И умираю от желания узнать, что вы об этом думаете.

— Думаю? — машинально повторила Оливия. — Ничего не думаю. Компаньонкам не столько платят, чтобы они еще и думали.

Леди издала тактичный смешок.

— Если бы вы делали только то, за что вам платят, вряд ли продвинулись бы дальше гостиной.

— На самом деле до задней комнаты. Ближе к лестнице для слуг.

Оливия отдавала себе отчет, что ведет себя безрассудно.

Ее все еще могли опознать — одного только удивленного возгласа узнавания было бы достаточно, чтобы погубить ее, — но как приятно было улыбаться.

Ее новая знакомая рассмеялась:

— Я знала, что вы мне понравитесь. Кому же повезло иметь такую компаньонку, позвольте узнать?

— Миссис Боттомли и ее трем дочерям. — Оливия показала на группу женщин. — Они посчитали, что сезон в Брюсселе может оказаться… удачным.

Красавица повернулась, чтобы лучше рассмотреть невысокую матрону в платье цвета зеленого гороха и в павлиньих перьях, ударяющую веером по руке неподатливого мистера Хиллиарда на глазах трех ее копий помоложе.

— Вы имеете в виду эту стайку голодных ворон, набросившихся на моего бедного Диккана? Непостижимо, как она вообще ухитрилась получить приглашение?

— О, для этого потребовалась хорошо рассчитанная прогулка по Алле-Верде и еще более точно рассчитанная подвернувшаяся лодыжка, которая вынудила герцогиню Ричмонд посадить миссис Боттомли в свою карету и выслушать ее стенания относительно того, как трудно получить приглашения на сегодняшний вечер.

— Но как же вы? — потребовала ответа красавица. — Вы заслуживаете большего, чем прислуживать этой самоуверенной выскочке.

Оливия улыбнулась:

— Я обнаружила, что жизнь редко принимает во внимание то, чего мы заслуживаем.

На какой-то миг выражение лица красавицы сделалось непривычно задумчивым. Но она тут же оживилась.

— В этом есть и хорошая сторона, — сказана она, похлопывая веером по руке Оливии. — Если бы эта ужасная женщина сбежала из Брюсселя, как другие, испугавшиеся сражения, я никогда бы не встретила вас.

— Конечно же, не встретили бы. В Лондоне мы бы точно не встретились. Даже миссис Боттомли не посмела бы пытаться подняться так высоко.

Живые глаза женщины уставились на Оливию.

— А как вы узнали это?

Оливия безмятежно улыбнулась:

— Ваши драгоценности настоящие.

Ее собеседница от удивления громко засмеялась, на них стали оглядываться. Оливия заметила это и инстинктивно пригнулась.

Вдруг ее собеседница привстала с места.

— Грейс? — позвала она, помахав веером. — Я здесь!

Оливия увидела, как к ним повернулась и заулыбалась высокая бледная рыжеволосая женщина. Она была в платье того же практичного серого цвета, что и Оливия, хотя и из лучшей материи. Возможно, из тафты, и серая материя убивала те немногие краски, которые присутствовали на простом лице молодой женщины.