Не то чтобы Вовка не понимал, что зависть — не лучшая черта характера. Он иногда даже побаивался своей зависти и пытался с ней бороться.

Однажды он пошел в библиотеку и взял книги по самовоспитанию. В них Вовка прочитал, что нужно уметь радоваться чужим удачам и успехам, но как этому научиться, так и не понял.

Наступило лето, и Вовка обрадовался: наконец-то можно отдохнуть от бесконечной борьбы за оценки. Но не тут-то было. Один приступ зависти плавно сменил другой: у Виталика появился новый велосипед. С тугими толстыми шинами, с переключателем скоростей.

Виталик велосипедом не хвастался. Или просто делал вид, что ему все равно, какой велосипед. Но Вовка на это не обращать внимания не мог.

Вот и сегодня в парке, когда их застал ливень, Вовка изо всех сил старался не отстать от Виталика, крутя педали на своем стареньком подростковом велике. И снова злился, что Виталик не прилагает никаких усилий, а ему приходится напрягать все мускулы, что Артема вполне устраивает плестись в конце, а ему во что бы то ни стало нужно прийти первым.

Друзья, казалось, и не подозревали, что Вовка — человек завистливый. Да он и не хотел, чтобы они о чем-то догадывались. Кто же будет с завистником дружить?

Вовка ускорил шаг, обгоняя друзей: еле-еле передвигать ногами под дождем — дело малоприятное. Наконец-то показалась их многоэтажка.

— Дошли! Все по домам?

— Конечно.

Грузовой лифт, натруженно гудя, захлопнул за ребятами дверцы и потащился наверх. Артем нажимал кнопки этажей. Сначала четвертый, Виталика, потом одиннадцатый, Вовкин, и последний, двенадцатый, свой.

Артем сгорал от нетерпения. Новые книги были для него, пожалуй, тем же, чем для Колумба были новые земли.

Бросив велосипед в коридоре, забыв о мокрой одежде, Артем вошел в свою комнату и, как тонкий хрусталь, аккуратно и бережно начал выгружать на ковер свои сокровища.

Он любовно разглаживал сырые, волнистые страницы, читал названия, проглядывал содержание. Вовка ошибся — книг по физике не было. Зато было описание плаваний Беринга, роман Дюма и даже старинный томик Пушкина.

Эту книгу Артем разглядывал дольше всех остальных. На титульном листе стояла дата выпуска: 1900 год. Шрифт был красивый, старинный, с ятями.

На обратной стороне обложки Артем заметил приклеенный ярлычок. На ярлычке синим цветом был нарисован фрегат, плывущий по штормовому морю, а снизу вилась надпись: «Степанов Д. Г. Домашняя библиотека».

Артем знал, что такие ярлычки называются экслибрисами, но еще никогда их не видел.

Он чуть не подпрыгнул. Вот это да! Настоящий экслибрис!

Он быстро открыл другие книги. Экслибрис стоял везде. На каждой были штормовое море и фамилия «Степанов».

Значит, книги из одной домашней библиотеки. Ну, это и раньше было понятно. Непонятным было другое — почему книги выкинули?

И еще…

Артем нахмурился. Что-то еще смущало его в этих экслибрисах. Что-то в них было странное. Нет, не странное. Разное!

Он еще раз сравнил синие рисунки. Все одинаковое: и число мачт на фрегате, и надутые паруса, и вспенившиеся волны. Но различие было. Какое-то неуловимое, едва заметное.

Еще и еще Артем всматривался в экслибрисы.

— Артем! Пойдем обедать, — заглянула в комнату мама. — Артем, почему ты до сих пор не переоделся? Артем! Ты вообще меня слышишь?

— Слышу, мам, слышу. Сейчас переоденусь, сейчас приду.

Артем быстро сменил промокшую рубашку на майку и пошел в кухню. Мама не любит звать за стол по нескольку раз.

Он лениво болтал ложкой в тарелке с супом и думал об одном и том же: экслибрисы разные. Мама молчала и внимательно следила за его движениями.

— Хватит полоскать ложку в супе, — не выдержала она. — Не хочешь есть?

— Не хочу, — признался Артем.

— Откуда столько книг? Ты был в библиотеке?

— Нет. Книги я нашел. На улице, под дождем.

— Их нужно высушить.

— Ну да. А как?

— Положи под пресс, чтобы распрямились страницы.

— Хорошо. Мам, а ты видела настоящий экслибрис?

— Видела. У нас с папой был знакомый, который собрал целую коллекцию экслибрисов. По сути, каждый экслибрис — произведение искусства. Их специально заказывают какому-нибудь художнику, иногда очень знаменитому. А что? На этих книгах есть экслибрисы?

— Да.

— Значит, там стоит фамилия владельца?

— Степанов.

— Зачем же этот Степанов выбросил свои книги?

— Не знаю.

Мама вздохнула и забрала у Артема почти полную тарелку.

— Ты опять ничего толком не поел.

— Я не голодный, мам, честное слово. Спасибо!

Артем вернулся в свою комнату. Мама права — на книги надо положить какой-нибудь груз, чтобы расправить промокшие страницы.

Он снова перелистал томик Пушкина и полюбовался на яти. Здорово! Нужно будет показать книгу Виталику и Вовке.

Стоп! Что это такое?

Артем пригляделся к одной из последних страниц. Там, где кончался типографский текст, начинался текст рукописный. Следы карандаша на пожелтевшей от времени бумаге были четкими, буквы — словно вчера написанными.

Но текст был написан не вчера и даже не десять лет назад. Это запись начала века, те же яти в конце слов.

Почерк сначала показался Артему неразборчивым. Буквы кривые, с резким наклоном влево. Артем подсел к столу. Свет настольной лампы сделал текст более ярким, а почерк — более разборчивым. Запись была такая:

«Вчера сгорели все мои рукописи. И «Дальний маяк», и «Солнце в траве», и рассказы, и новый, еще недописанный роман.

Кто это мог сделать? Кто?!

Совсем недавно мы встречали новый век, совсем недавно у меня было столько надежд и планов.

Шаги нельзя измерять в длину. Шаги надо измерять в событиях. Событие — это шаг. Я шагнул в новый век очень неудачно. Все сгорело. Я не в силах это восстановить.

Я не вправе никого подозревать, но думаю, что пожар устроил…»

А дальше кусок листа был оторван. Небольшой такой кусочек, на котором, видимо, и умещалось имя преступника.

Артем вытер со лба капельки пота. Перед ним была только что прочитанная запись. Как выкрик, как стон, как чья-то боль.

У Артема даже появилось ощущение, что он нечаянно заглянул в чью-то чужую жизнь. В чью? Кто сделал эту запись карандашом на последней странице книги? Почему в книге? Кто оторвал имя?

Вопросов было слишком много, а запись не давала ответа ни на один из них.

— Артем! Тебя к телефону!