Возложив тело своего предводителя на огромный деревянный помост, его друзья зажгли факелы, стоя по обе стороны от неподвижного тела – и как будто странная, неправильная заря разорвала вечерний воздух. Он невыразимой быстроты его течения звезды словно дрожали на ветру, но факелы не гасли. Молча и слаженно, как один, люди подняли их вверх, сомкнули над телом умершего и опустили вниз. Погребальный костер запылал на вершине того самого утеса, который они увидели первым, достигнув этой земли. Будто в ответ на прощальный зов костра море откликнулось, зажигаясь где-то в потаенных своих глубинах мерцающим холодным пламенем, белым огнем. Море цвета звезд прощалось со своим братом. Белые птицы с черной каймой на огромных крыльях с тоскливыми криками реяли над скалой, то возносясь без единого движения к звездам, то камнем падая в воду.

По обычаю их земли прах над морем должен был развеять сын вождя, наследник. Костер догорел. По углям пробегали тихие всполохи синего свечения. Все ждали знака. Первым к пеплу протянул руку верный друг и боевой товарищ Бальдра, Атгар. От углей исходил сильный жар, и воин не спешил взять горсть праха. Он поднял голову к луне, протянувшей к ним мерцающую живым серебром узкую тропинку. И вдруг воскликнул: «Смотрите! Белый орел!» И действительно, с заоблачных высот по серебряным нитям лунного света к ним летела огромная птица, окруженная белым сиянием, словно сама объятая пламенем, которым горели и небо, и море. Взоры всех обратились к гигантскому орлу. «Вот он, знак!» – громко произнес стоящий рядом с Атгаром Торн. Никто не заметил, как откуда-то сбоку к пепелищу протиснулся человечек и, сделав вид, что взял пепел, схватил горсть сухого песка. «На меня упала тень орла, – заголосил он, – я – наследник! Я – правитель!» Он размахнулся и бросил песок в воздух.

Так древняя легенда объясняет, почему в этом городе почти на десять лет воцарился Кинр, который и воином-то не был, лишь записывал дела прежнего правителя да считал расходы двора. Однако у него хватило хитрости, чтобы внести разлад в жизнь и своих приближенных, и тех, кто стал его подданными. Кинр боялся и не любил море, так же как и тех, кто бесстрашно преодолевал его, по старой привычке заходя в некогда приветливую гавань, чтобы укрыться от непогоды. Он издал указ, который велел высечь на всех каменных столбах у входа на пристань и по окраинам города. По этому указу каждый корабль, заходивший в порт, должен был поделиться большей частью груза с правителем. А тем, кто укрыл груз, и тем, кто помог им в этом – смерть.

С тех пор и стал расти под землей еще один город.

Не чувствуя себя в безопасности, правитель приказал замуровать ходы подземелий, объявив, что отныне клятвой наследников при вступлении в права будет обет: «защита честных, простых людей от морских разбойников», и народ вправе восстать и свергнуть правителя, который не даст такой клятвы.

Было это давно. Не так давно, чтобы не стоило вспоминать, но все же достаточно, чтобы в памяти людей стали стираться кое-какие детали…

Боясь, что не сможет удержать власть, и, опасаясь того уважения, которое уже успел завоевать Атгар, будучи военачальником старого Бальдра, Кинр выгнал его из Акры. Многие считали, что Атгар погиб. Но десять лет спустя в гавань Акры вошли восемь кораблей. Они несли черные паруса с белым орлом, распахнувшим огромные крылья: за ним сияла луна. Атгар вернулся с новой сильной дружиной. Он без особого труда захватил город, изгнав Кинра и его приспешников. Но для того, чтобы узаконить свою власть и не вызвать в народе волнений, Атгар принес клятву: «…замуровать все ходы и выходы из подземных ульев, дабы не вырвались, как жалящие осы…». Как и всякое обещание, данное при вступлении на престол, оно так и осталось словами. Его повторяли вслед за Атгаром все его наследники, ибо он, не в пример Бальдру, позаботился о том, чтобы род его не пресекся во веки, и привез с собой на одном из кораблей жену и сына.

А контрабандисты, помогавшие Атгару, занялись своими привычными делами, торгуя беспошлинно по всему побережью и безнаказанно ускользая от любых преследователей в подземные лабиринты города…

Город под городом жив и поныне, хотя вход в него сторожит вечное море. Но если уйдет вода, туда снова могут вернуться люди. А вот города на земле давно уже нет, ветры сровняли его с поверхностью, и мудрецы спорят о том, был он или только снился одному мечтателю, автору длиннейших свитков.

Акра – давний мой сон… который часто приходит ко мне и дает силы. Акра – колыбель страсти моей и спокойствия, мужества и нежности, разума и безумия. Мечта моя… Любовь моя… как же ты далеко.

На горизонте появилась крохотная, едва заметная темная точка. Сперва показалось, что она приближается, и быстро, но через некоторое время Наиль устал щурить светлые глаза.

– Ветра нет, – пробормотал он скорее себе, чем двоим приятелям, расположившимся на перевернутой лодке в тени акации, – даст Хальба, только к вечеру здесь будут.

Он поднес к полным губам молодое кислое вино, сделал глоток, причмокнул. Приятели его с видимым удовольствием повторили приятный ритуал и тоже причмокнули. Чашами им служили арбузные корки. Неподалеку из травы торчали три или четыре бурых холмика. Впрочем, может, их было и больше – высокая трава, тень от акации и безжалостное солнце, бьющее в глаза, мешали рассмотреть их как следует. Да никто и не пытался. Время от времени то один, то другой холмик оживал, приподнимая большие лохматые уши, и черным, влажным носом провожал арбузную корку, небрежно отброшенную в траву, но вскакивать и бежать за ней не торопился. Умные черные глаза, казалось, говорили: «Была нужда плестись по такой жаре и в такую даль… Хозяин и так накормит…»

Черная точка маячила на горизонте, но не спешила расти, превращаться в силуэт корабля. Видимо, гребцы придерживались того же мнения, что и рыжеватые ослики: в такую жару чем меньше суеты, тем тебе же лучше.

Три человека терпеливо ждали.

Внезапно ослики зашевелили ушами, один, самый нетерпеливый, даже вскочил на короткие ножки, похожие на четыре веретена.

Гибкий, словно большая кошка, юноша порывисто обернулся туда, где на порядочном расстоянии от укромной морской бухты взметнулась высоким городским валом вольная Акра, родная мама всех свободных торговцев.

– Ну и шо ты там увидел, Наке? – лениво спросил тощий рыжеватый человечек с жилистой шеей, маленькими темными глазами и кривоватой улыбкой, приоткрывшей парочку выбитых зубов.

– Отряд, – отозвался юноша, вглядываясь в оранжевую дымку, повисшую над дорогой, – человек десять. На конях. На том, что впереди, вышитая безрукавка. Это господин Рифат, дядя Танкар. Бежать надо. Срочно!

Тот, кого юноша назвал Танкаром, неторопливо развернулся, несколько мгновений смотрел на быстро приближавшийся конный отряд, потом пожал плечами и пинком выкатил из густой тени целый арбуз. Старый Наиль вынул из-за расшитого пояса кинжал и неторопливо и ловко пропорол смачно чавкнувшую зеленую корку.

– Дядя Танкар, – заволновался юноша, – они поворачивают к нам!