Аркан обладал просто потрясающими физическими данными – рост метр девяносто, косая сажень в плечах, шесть с половиной тысяч "кубиков" объема легких, вес – под девяносто килограммов.

Несмотря на столь внушительные габариты, его ловкости, сбалансированности его движений и быстроте его реакции можно было только позавидовать – с одинаковой легкостью бежал он стометровку в кроссовках и двадцать километров с полной боевой выкладкой, двадцать раз делал выход на обе руки на перекладине, перебивал ногой сантиметровой толщины доску, укрепленную на высоте его роста, проходил специальную полосу препятствий и расшвыривал соперников на занятиях по рукопашному бою.

Его организм, казалось, был специально предназначен для тренировок – любая полученная калория не расходовалась напрасно, а шла на строительство все новых и новых мышц, эластичными буграми перекатывавшихся по всему телу.

Сержант Юра Егоров, командир второго отделения во взводе Аркана, помешанный на бодибилдинге и не щадивший ни сил, ни времени на многочасовые тренировки с "металлом", не раз сокрушенно качал головой, с нескрываемой завистью рассматривая тело товарища:

– Везет тебе, Аркан! У тебя кожа тонкая. И чистая – ни одного прыщика! Мышцы так и ходят, рельеф – как положено. А я качаюсь, качаюсь…

Юра напрягал свой здоровенный бицепс и, в очередной раз сравнивая его расплывчатые формы с рельефной мускулатурой Толика, сокрушенно вздыхал.

Аркан всегда был удивительно смел и решителен. То ли в силу своего возраста, то ли благодаря образованности, но ко всем армейским заморочкам он подходил с определенной долей юмора и понимания, принимая игру там, где не считал это унизительным для себя, и резко обрубая любые попытки установить над собой неуставный контроль.

В первую же ночь в войсках, когда их, двенадцать молодых сержантов, выпускников учебки, привезли в Таджикистан, на новое место службы, и, не успев распределить по должностям, уложили в казарме спать, "черпаки", науськиваемые еще не уволившимися дембелями, решили устроить молодым традиционную идиотскую проверку.

Около полуночи сквозь сон Анатолий услышал крик, а затем почувствовал, как резко вздрогнула под ним от сильного удара кровать. Не успев толком сообразить, что происходит, он машинально вскочил.

– Строиться, молодые! – кричал на всю казарму невысокий коренастый парень с явно татарскими чертами лица. – Что, не ясно? Знакомиться будем! Вы в армию попали, суки! Вот тут, передо мной, в одну шеренгу становись!

Чисто автоматически, привыкнув в учебке подчиняться командам сержантов, Толик встал в неровный строй своих однокашников, в одном нижнем белье зябко передергивавших плечами в ночной прохладе казармы.

– Щас глянем, что вы умеете! – все так же истошно кричал тем временем татарин. – А ну, упали дружно и пошли отжиматься! Раз!

Аркан, стоявший на левом фланге шеренги молодых, с нескрываемым удивлением заметил, как попадали вдруг все его одногодки, согнув руки и прижавшись грудью к холодным доскам пола.

– Эй, ты, длинный! – Толик не сразу понял, что татарин обращается именно к нему. – Ты че, глухой? Была команда "раз"! Упал, быстро!

В казарме было темно, но в мрачном свете синей дежурной лампочки Толик вдруг четко увидел, что на погонах новенькой хэбэшки крикливого татарина не было сержантских нашивок. И тогда до него дошел наконец смысл происходящего.

– Слушай, парень, – улыбнулся он татарину, – если завтра меня назначат командиром твоего отделения, мы позанимаемся с тобой спортом хоть днем, хоть среди ночи – ты у меня будешь учиться отжиматься с прихлопыванием руками над головой. А сейчас я пока разрешаю вам, товарищ солдат, идти спать.

Он сказал это так спокойно и невозмутимо, что на мгновение в казарме повисла мертвая тишина – смолкли даже еще не успевшие заснуть на своих кроватях деды. Но уже через секунду тишина взорвалась скрипом железных сеток (видимо, не одна пара глаз приглядывалась к Аркану из темноты, оценивая, что за новичок оказался столь борзым) и разъяренным криком вмиг покрасневшего татарина:

– Ах ты, сука! Ты щас парашу пойдешь драить, сержант гребаный! Ты, бля, у меня…

– А по-человечески говорить умеешь? Или тебе, бедолаге, здесь уже последние мозги отшибли? – все так же спокойно, не повышая голоса, прервал его выкрики Аркан, глядя на противника все с той же пренебрежительной улыбкой.

– Твои мозги на стенку потекут, падла!.. А ну, суки, все по местам, и чтоб ни звука! – крикнул татарин все еще лежавшим на полу молодым и подскочил к строптивцу. – А ты пойдешь со мной.

В умывалку вали! Там поговорим.

– Да, пожалуй, ты прав, – невозмутимо согласился Аркан. – Ты и так своими криками весь народ перебудил. Пошли, воин, побеседуем.

Направляясь вслед за разъяренным татарином в умывальную комнату, Толик вдруг заметил, как в темноте казармы две фигуры отделились от колонны, подпиравшей потолок помещения, и тоже двинулись за ними.

"Так, их теперь трое. Если только там, в умывалке, никого больше нет, то жить вообще-то можно", – отметил про себя Аркан.

В сверкающей кафелем умывалке, только что вымытой нарядом, и впрямь никого не оказалось.

Аркан, сделав несколько шагов, остановился, стараясь хотя бы краешком глаза держать в поле зрения тех двоих, угрожающе державшихся сейчас всего в каких-нибудь двух-трех метрах за его спиной.

– Так что ты там вякал? – вытаращив глазенки, с места в карьер взял татарин, медленно и грозно приближаясь к Аркану и распаляя самого себя ругательствами. – Ты, козел! Это тебе не учебка, понял? Здесь армия. То, что ты сержант, мне до трынды, ясно? Ты – душара подлый. За такие дела у нас по едальнику звездят…

Он остановился примерно в метре перед Толиком, и Аркана вдруг разобрал смех – этот бравый "черпак" был на полторы головы ниже его и к тому же явно хилее. Аркан чувствовал: татарин боится, и вся борзость его – чисто напускная, с единственной надеждой на помощь тех двоих, что держались за спиной у молодого сержанта.

Толик улыбнулся, ни на мгновение не расслабляясь – теперь его внимание было сосредоточено на ногах нападавшего. Мало приятного схлопотать по колену носком тяжелого сапога. Его улыбка, видимо, окончательно вывела татарина из душевного равновесия, и тот, не отдавая себе отчета в своих действиях, чисто автоматически выбросил руку вперед, целясь в подбородок противника, – удар не слишком эффективный, но полезный в армии, где чуть ли не главным правилом во внутриказарменных разборках считается не оставлять на теле противника синяков и ссадин. Кому охота выслушивать потом от ротного угрозы сгноить на "губе" или на "дизеле", как называется на армейском жаргоне дисциплинарный батальон?

Застать Аркана врасплох в такой ситуации оказалось делом безнадежным – четко отклонившись, он резко заблокировал руку татарина в локтевом сгибе, развернул соперника на девяносто градусов и нанес удар ребром босой ноги в бок, по почкам, безжалостно отшвырнув беднягу в другой угол умывалки.