«Зачем мы здесь? — Подумала Шайлер. — О чем мы толькодумали? Риск слишком велик. Они обнаружат нас и разлучат... а потом... аостальное так ужасно, что и думать не хочется».

Шайлер вспотела в накрахмаленной рубашке. Кондиционер неработал, а автобус был набит под завязку. Девушка прислонилась к оконномустеклу. С момента смерти Лоуренса прошло уже больше года. Четыреста сорок пятьдней. Шайлер все продолжала их считать, надеясь, что когда-нибудь достигнеткакой-то магической цифры и боль утихнет.

Происходящее не было игрой, хотя иногда и напоминалокакую-то ужасающую, сюрреалистическую версию игры в «кошки-мышки». Оливернакрыл руки Шайлер ладонью, пытаясь помочь ей сдержать дрожь. Руки у нее началидрожать несколько месяцев назад; сперва это были легкие подергивания, но вскоредевушка осознала, что даже для того, чтобы взять вилку или вскрыть конверт, ейприходится сосредоточиваться.

Шайлер знала, в чем причина, но ничего не могла с нейподелать. Доктор Пат сказала девушке еще во время первого визита к ней, что онаединственная в своем роде, димидиум когнатус, первая полукровка, и предсказать,как ее смертное тело будет реагировать на преображение в бессмертное,невозможно. В ее случае следует ожидать побочных эффектов и каких-то особыхсложностей.

И все же Шайлер почувствовала себя лучше, когда Оливер взялее за руки. Он всегда знал, что нужно сделать. Она во многом зависела от него,и ее любовь к нему лишь усилилась за тот год, который они провели вместе.Шайлер сжала руку юноши. Их пальцы переплелись. Это его кровь текла в ее жилах,его быстрый разум оберегал ее свободу.

Что же касается всего и всех, кого они оставили в Нью-Йорке,— об этом Шайлер больше не размышляла. Все это осталось в прошлом. Она сделаласвой выбор и на том успокоилась. Иногда она тосковала по своей подруге Блисс, ией не раз хотелось с ней связаться, но об этом не могло быть и речи. Никто недолжен знать, где они находятся. Никто. Даже Блисс.

Возможно, сегодня вечером им повезет. Ведь везло же до сихпор. Да, несколько раз они попадали в очень рискованные ситуации — как в тотвечер в Кёльне, когда она бросилась бежать от женщины, спросившей у нее, какпройти к собору. Агента выдал иллюминат. В сумерках Шайлер уловила мягкое, едвазаметное сияние — и ринулась наутек. Маскировка — вещь хорошая, но в какой-томомент истинная природа себя выдает.

Не об этом ли вел речь инквизитор во время официальногорасследования событий, произошедших в Рио? Что, быть может, Шайлер не та, закого себя выдает?

Изгой. Беглец. Вот кто она теперь. Уж никак не горюющаявнучка Лоуренса ван Алена.

Нет.

С точки зрения Совета она — его убийца.

МИМИ

Фу, гадость! Она наступила на что-то липкое. И не простолипкое. Под ногой противно чавкнуло. Что бы это ни было, сапогам из шкуры пониконец. И о чем она думала, надевая эти сапоги для разведки? Мими Форсприподняла ногу и оценила масштабы бедствия. Черно-белые полоски, имитирующиезебру, покрылись какими-то коричневыми растекающимися пятнами.

Пиво? Виски? Сочетание всего здешнего низкопробногоалкоголя? Кто ж его знает... Мими в который раз задумалась над тем, на кой чертона вызвалась отправиться на это задание. Сейчас шла последняя неделя августа.Ей в это время полагалось бы находиться на пляже на Капри, совершенствоватьзагар и потягивать пятую рюмочку лимончелло, а не ошиваться вокруг какого-тосомнительного кабака в глубинке, где-то между Пыльной Чашей и Ржавым Поясом.Или там были Ржавая Чаша и Пыльный Пояс? Ну где бы они ни находились, это былсонный и унылый городишко, и Мими не терпелось убраться отсюда.

— Что случилось? — Слегка подтолкнул ее локтем КингслиМартин. — Опять сапоги жмут?

— Оставишь ты меня в покое или нет? — Со вздохомпоинтересовалась Мими и отодвинулась, ясно давая понять, что находит нишу, вкоторой они прятались, чересчур тесной.

Ей уже надоели постоянные подколки Кингсли. А особеннотрудно стало переносить их после того, как девушка, к полнейшему своему ужасу,обнаружила, что ей начинает это нравиться. Это было совершенно неприемлемо. Онаненавидела Кингсли Мартина! И после всего того, что он ей сделал, она просто немогла испытывать к нему никаких иных чувств!

— А веселиться тогда как? — Подмигнул ей Кингсли.

Больше всего в Кингсли Мими бесило то — ну, не считая того,что однажды ее чуть не убили из-за него, — что в ходе погони, где-то междупляжами Пунта-дель-Эсте и небоскребами Гонконга, она начала находить его...привлекательным. Этого хватило, чтобы у нее противно заныло под ложечкой.

— Да ладно тебе, Форс, остынь. Ты же знаешь, что ты меняхочешь, — произнес Кингсли, самодовольно ухмыльнувшись.

— О господи! — Взорвалась Мими и развернулась такстремительно, что ее длинные светлые волосы хлестнули Кингсли по лицу. — Ещечего!

Может, он сильнее и быстрее ее, важная персона средивенаторов и вообще ее босс, но на самом деле командовать должна она, потому чтов иерархии Совета она стоит выше! Если, конечно, эту жалкую группу трусов можноназвать Советом.

Если Кингсли Мартин думает, что ему что-то светит вотношениях с ней, то пусть подумает еще раз, и получше! Хоть он весь из себя икрасавчик — ну прямо рок-звезда! — это не имеет ни малейшего значения! Исовершенно неважно, насколько убыстряется ее пульс, когда Кингсли оказываетсярядом. Она связана с другим.

— Мм... Недурно. Ты, как я посмотрю, не пользоваласьгостиничным шампунем из аэропортовского «Хилтона»? Твой явно лучше, —промурлыкал Кингсли. — А такие мягкие и шелковистые они от кондиционера?

— Да ну заткнись же ты!..

— Тихо, — перебил ее Кингсли. — Прибереги свою речь доокончания веселья. Я вижу нашего клиента. Ты готова? — Теперь он говорилсерьезно и сдержанно.

— Абсолютно, — кивнула Мими, тоже полностью переключившисьна дело.

Она тоже увидела свидетеля, того человека, из-за которогоони оказались тут, в нескольких милях под Линкольном, штат Небраска. О, онатаки вспомнила, как называется это место! Бывший студент — член землячества,лет тридцати, с намечающимся пивным животиком и вторым подбородком. Он был изтех парней, которые, похоже, в годы учебы играли в футбол крайним защитником, апотом, после нескольких лет сидячей работы, умудрились превратить мышцы в жир.

— Хорошо, потому что дело ожидается непростое, — предупредилКингсли. — Итак, ребята ведут его в угловую кабинку, а мы подойдем следом.Разберемся с ним и уйдем. Никто ничего не заметит, пока мы не встанем.Официантка к нам даже не подойдет.

Входить в чужой разум было легче и безболезненнее во времябыстрого сна, но они не могли позволить себе такую роскошь — дожидаться, покаподозреваемый погрузится в объятия Морфея. Потому они намеревались проникнуть вего подсознание без предупреждения и не слишком заботясь о свидетеле. У них небыло особого выбора. Им было некуда спрятать его. Некогда было подготовитьсякак следует. Им нужна была подлинная правда, и они намеревались на этот раздобраться до нее.