довольно быстро сумел это сделать. Скоро его знали многие, а он ко многим был вхож. Пробивной, настырный, с высокой степенью наглости, Лев своей уверенностью притягивал людей, но одновременно несносным характером отталкивал от себя. Его трудно было воспринимать однозначно. Те, кто оценивал пробивные способности Льва, восторгались им. Те, кто не воспринимал его наглость, а подчас и хамство, смотрели на него, как на волка в овечьей шкуре, случайно попавшего в чужую стаю.

Постепенно неприятный осадок от общения с Львом, у Ольги выветрился. Ее продолжали приглашать мужчины и говорить лестные слова о том, как она хорошо танцует, как прекрасно выглядит, как хорош ее праздник, как желают ей всегда оставаться такой безумно очаровательной. Она улыбалась в ответ и кружилась в вихре танца, веселая и неотразимая. Женская половина косилась на нее, изображая на лицах добродушные улыбки. Но не все из них в душе присоединились бы к словам мужчин, если бы услышали их. Примитивная женская зависть. Каждая хочет сама выделяться среди остальных, и когда это не получается, тогда душит жаба. Всех гостей Ольга знала, была с ними на «ты», вместе с мужем составляла список приглашенных. Здесь были предприниматели со своими женами или подругами, были ее сослуживцы, с кем работала в музыкальной школе. Компания разношерстная, но быстро вся перемешалась и превратилась в однородную кипучую и бурлящую массу.

Уже ближе к концу торжества Рушкин опять перехватил Ольгу из рук очередного партнера. Закружил в танце, говоря на ухо:

— Я хочу тебя! Ты никуда не денешься! Я все равно съем тебя!

Поведение парня переходило дозволенные границы приличия, Ольга уперлась ему в грудь, резко выпалила:

— Отпусти! Это уже хамство! Ты еще не вырос для меня!

— Говори, что хочешь! — Рушкин держал ее цепко, и выпускать не собирался, он дышал хмельным воздухом ей прямо в лицо. — Только знай, что меня ничто не остановит!

— Я сама тебя остановлю! — вырвалось у нее, и она ударила его по руке, словно припаявшейся к ее телу.

Пьяно покачиваясь, Лев насмешливо крякнул:

— Каким образом?

С усилием ей все-таки удалось оттолкнуть его от себя. Разгоряченная, испытывая неприязнь к нему, отрезала:

— Не дам согласия!

На них начали обращать внимание. Глеб поднялся со своего места.

— А я спрашивать не буду! — выдал Рушкин, снова схватил Ольгу, притянул к себе и впился страстным поцелуем в ее губы.

В ответ со всего размаху Ольга влепила ему пощечину. Лев на мгновение опешил. Откачнулся, вытаращив глаза. Она закатила ему вторую. Звонкую и крепкую. Ей показалось, что эта пощечина заглушила даже звуки музыки. Все вокруг на мгновение замерли, расступились. Ольга в сердцах выкрикнула, дрожа от негодования:

— Свинья!

Придя в себя, Рушкин вскипел. Глаза стали злыми и тупыми. Взгляд заметался по лицам гостей. Но Корозов уже был рядом с Ольгой. Высокий, плотного сложения, взбешенный. На овальном чуть удлиненном лице нервная морщина перерезала щеку. Он, багровея, наступал на Льва. Казалось, еще мгновение и вспыхнет яростная драка. Однако в этот миг возле Рушкина возникли охранники Глеба. Схватили Льва за руки, заломили за спину и повели к выходу. Обняв жену за плечи, Глеб медленно остывал. Рушкин вырывался из рук охранников, выплевывая во все стороны:

— Да я вас! Меня по морде? Отпустите! Я не прощу! Никогда не прощу!

Выведя на крыльцо, охранники толкнули парня вниз по ступеням. Крикнули его людям, выпрыгнувшим из автомобиля:

— Забирайте своего шефа! Перепил изрядно!

Подхватив под руки, те повели Рушкина к машине. Он сопротивлялся, что-то кричал, но его посадили в авто и отъехали от ресторана.

Торжество было испорчено. И хотя гости старались делать вид, что ничего особенного не произошло. Что, мол, с пьяного возьмешь? А мужчины по-прежнему с удовольствием кружили Ольгу в танцах, но она уже была выбита из колеи, вокруг все казалось ей наигранным и холодным. Впрочем, среди гостей тоже не было прежнего задора. Закончилось торжество поздно ночью. Когда все разъехались, Ольга, проводив последнего гостя, стоя у дверей, прижалась к плечу Глеба, прикрыла глаза, прошептала:

— Я устала.

— Я не удивляюсь, — Глеб погладил ее по голове, как маленького ребенка. — Ты столько танцевала.

Минуту помолчав, она произнесла, подняв глаза на него:

— Не от танцев я устала! И зачем мы пригласили Рушкина?

— Забудь о нем! — сказал Корозов. — Кто же знал, что пьяный он — дурак?

— Не дурак он, Глеб, — покачала головой и задумчиво вздохнула она. — Я боюсь, что он опасен.

— Не бойся, — успокоил Корозов. — На всякий яд есть противоядие.

— Он приставал ко мне, — с неприязненной дрожью, грустно сообщила Ольга.

— Я знаю, — Глеб сильнее притиснул ее к себе. — Можешь не говорить. Иначе ты не съездила бы ему по физиономии, — улыбнулся. — А рука у тебя тяжелая. Затрещина была слышна на весь зал.

— Не смеши, Глеб, — сказала она, успокаиваясь.

Видя, что она понемногу стала оттаивать, он поцеловал ее, громко произнес:

— С днем рождения, солнышко!

Убиравшие грязную посуду со столов официанты захлопали в ладоши.

До дома добрались они под утро. Сложили в передней ворох подарков и цветов, помылись и, без задних ног, свалились в постель. Спали до обеда. Глеб еще похрапывал, когда Ольга поднялась с кровати, накинула на плечи халат и юркнула из спальни, прикрыв за собой дверь. Села в прихожей на стул, стала прямо там разгребать красочно упакованные подарки. В некоторых упаковках были поздравительные открытки и надписи на подарках, по которым было понятно, от кого они. Некоторые же подарки были без открыток и каких-либо надписей. Приходилось гадать, кто мог их преподнести. Взяла в руки следующую большую по размерам упаковку. Вскрыла. Внутри несколько коробочек. Одна в другой. Как матрешки. Последняя, самая меньшая, завернута в золоченую фольгу. Ольга развернула. И замерла от неожиданности. На подушечке лежало необычайно изящное украшение в виде кулона с огромной черной жемчужиной и бриллиантом, обрамленными золотом. Жемчужина как бы парила в сверкании бриллианта. Ольга залюбовалась. И тут же возник вопрос: кто преподнес такой дорогой подарок? Не вскрывая оставшихся упаковок, вскочила со стула и побежала в спальню. Растолкала Глеба. Села на край постели. Восторженно протянула ладонь, на которой лежал кулон:

— Посмотри, какая прелесть, Глеб!

Отходя ото сна, тот взял ее руку за запястье, и, удерживая в одном положении, присмотрелся к кулону:

— Откуда это? — спросил удивленно.

— Подарок! — безоблачно улыбаясь, взволнованно пояснила она.

— Чей? — он привстал на локоть.

— Безымянный, — пожала плечами Ольга.

— Как это? — недоверчиво протянул Глеб.

— Да вот так! — воскликнула она возбужденно. — Там половина подарков без надписей и открыток! Гадай, кто подарил? Ты сам-то