Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ФФЬЮТЬ! ДЗЗЫНЬ!
Камни.
Он оглядывается через плечо и видит преследователей. Они никуда не делись. Они гонятся за ним. Все, кроме высокого, который по-прежнему стоит на холме и целится в него из рогатки.
Это последнее, что он видит, прежде чем его пронзает боль. Мир переворачивается, и небо чернеет.
* * *
Он стонет. Ползет по земле. Мотоцикл валяется неподалеку. Колеса крутятся. Торчит руль. Защитные очки каким-то чудом удержались на голове, но воздушной маски нет: слетела. Он понимает, что у него, скорее всего, что-то сломано. Может, треснуло ребро. Боль невыносима. Бьет в висок. Кровь капает на глаза. Он чувствует, как горячая струйка стекает по лбу, по щеке. Но в целом ничего страшного: подумаешь, рана на голове. И не такое видали.
Метко же этот тип стреляет. Попал с расстояния в добрую сотню метров.
Он с трудом поднимает глаза.
Те трое окружают его. Высокий. Мускулистый. И тот, что на белом мотоцикле. Он пытается собраться с мыслями. Лихорадочно соображает, что делать, но ничего не может придумать. Перед глазами все плывет. В ушах звенит. Острая боль пронзает затылок. Кажется, будто кости его стали резиновыми.
Тот, что на белом байке, явно вожак, нажимает на задний тормоз и плавно останавливается. Остальные следуют его примеру. Гонщик поднимает визор и, щурясь, смотрит на него. У него темно-карие глаза. Это лицо, эти глаза невозможно не узнать.
– Ты кто? – спрашивает байкер.
Лежащий на земле кашляет и морщится от боли.
– Тебе задали вопрос, – вмешивается мускулистый и ставит свой красный мотоцикл на подножку. Сжимая в руках рогатку, подходит к лежащему в пыли парню. Татуировка на его шее почти скрыта костюмом для езды.
– Никто, – хрипит парень, к которому наконец вернулся дар речи.
– Ошибаешься, – возражает тот, что на белом мотоцикле. – Я тебя знаю. А ты меня. – Он слезает со «стингера»[6]и твердой рукой отстегивает очки.
Парень понимает, что его ждет.
Месть.
Адам Стоун вываливает в корыто ведро гнилых овощей, выпрямляется и смотрит на свинью. Ее безволосая шершавая шкура облеплена комками ссохшейся грязи. Свинья тычется рылом в помои, визжит, поднимает глаза и тупо таращится вверх. Так, словно ее удивляет, что она до сих пор жива.
Еще бы ей не удивляться: ведь, кроме нее, никого не осталось.
Адаму нравится свинья. Живучая. Ухитрилась уцелеть, когда все остальные свиньи передохли от болезней.
Но вместе с тем он ее ненавидит. Не понимает, что заставляет эту скотину с таким упорством цепляться за жизнь в вонючем хлеву. Влачить существование узника, который полностью зависит от того, покормят его или нет, и бессилен что-либо изменить.
Иногда Адаму хочется выпустить свинью на свободу. Но куда она пойдет? Да и долго ли протянет?
Он смотрит на свинью и думает о гонке. О трассе Блэкуотера. До гонки всего два дня. Меньше сорока восьми часов. Она занимает все его мысли. Каждый день. Изо дня в день.
А сам-то он, сам долго ли протянет в пустыне?
– Чего ты там копаешься? Опять отключился?
Это старик. Адам качает головой и идет к двери. Выходит наружу, быстро запирает дверь на засов и подставляет лицо ослепительному полуденному солнцу.
– Свинью покормил? – тонким голосом спрашивает старик.
Адам щурится от резкого света.
– Да, сэр.
Старик Дэгг. Самый старый житель Блэкуотера. Видел более полусотни лет. Опираясь на палку, стоит в жидкой тени обугленного кедра. На старике серо-белый жилет в желтых пятнах от пота и древние джинсы, почерневшие от грязи. Он всегда так ходит. Его лицо скрывается в тени изношенной широкополой шляпы. Старик наклоняется набок и сплевывает.
– Ну и пекло, – замечает он и ковыляет в дом.
Кто бы мог подумать. Старик Дэгг всегда говорит очевидные вещи. И всегда о погоде. Жара. Похоже, дождь собирается. Зимой ударят морозы.
– Я вам еще нужен, мистер Дэгг?
Адам поднимается за стариком на прохладное крыльцо. Истертый каменный пол, облупленные серые стены. Адам делает шаг к двери, заглядывает в полумрак, но не слышит ничего, кроме скрипа москитной сетки на сломанных пружинах.
– Мистер Дэгг?
Он переступает через порог, и в нос ему бьет вонь. Стоялый запах немытого тела и вареных овощей – капусты, репы и еще чего-то неопределяемого.
Адам переминается с ноги на ногу, и половицы скрипят под ним. Наконец слышится стук палки. Из полумрака появляется старик – его подслеповатые глаза совсем выцвели, серое лицо перекошено. Мешки под глазами у Дэгга кажутся зелеными. Кислородная маска с прозрачной трубкой болтается на шее.
Старик Дэгг вытирает рот тыльной стороной ладони и откашливается. Этот его хриплый кашель не сулит ничего хорошего.
– Обираешь меня до нитки, – Дэгг вынимает из бумажника пожелтевшую купюру. – Разве можно грабить старика? – От его дыхания со стен того и гляди облетит оставшаяся краска.
– Нет, сэр.
Старик поворачивает голову набок, как собака, которая прислушивается к звукам вдалеке. Он не шевелится. Теперь и Адам слышит приглушенный рев. Он поднимает глаза и замечает на горизонте белую реактивную струю и металлический отблеск солнечной ракеты.
– Будешь участвовать в гонке? – спрашивает старик.
– Да, сэр, – отвечает Адам, не сводя глаз со взлетающей в небо ракеты.
– «Да, сэр, нет, сэр, три полных мешка, сэр». Ты другие-то слова знаешь?
Адам переводит взгляд на старика.
– Нет, сэр.
Глаза у Дэгга красные и слезятся. Интересно, думает Адам, старик хоть что-то видит? Хотя бы тени. Очертания предметов.
– Не боишься? – интересуется старик.
– Не-а.
Старик Дэгг насмешливо ухмыляется.
– Ничего, еще испугаешься. Попомни мои слова. Как пить дать испугаешься.
Он мнет шею и наклоняет ее из стороны в сторону. Адам слышит, как трещат кости.
– Видал я таких пацанов, как ты, – продолжает старик. – Были – и нету. Все вы одинаковые. Решили, что вам не место на земле, среди Остатков. Воображаете, будто вас ждут там, у Наблюдателей. Ошибаетесь.
Адам ничего не отвечает.
– Думаешь, ты какой-то особенный? И знаешь, как победить?