Он опять посмотрел на Марту, словно собираясь добавить что-то насчет истории с Фэноном, но на самом деле просто рассматривал ее и думал: «Вообще-то она симпатичная. И морщин не так много. Волосы хорошие, густые… крашеные? Кто ее знает… Тщательный макияж, даже за завтраком… простое платье, со вкусом выбранное, — ярко-синее, белые вертикальные полоски, короткое, демонстрирует ноги… Но шея… полная шея… массивная золотая цепь… Тоже без всяких изысков, но золота в ней до черта… Сирья… сокрушившая его, словно ангел мщения…» Ночью думал о Сирье… Иначе ничего не получилось бы, зачем себя обманывать… Сирья, какой она была в ту самую первую ночь в «Гранд Татар». Чулки у нее на ногах, это были именно чулки, а не колготки… Коричневые чулки из чистого нейлона со старомодными подвязками, желтенькие и зелененькие бантики… И больше ничего! Ни-че-го! Она встала посреди номера в одних чулках, а потом поставила ногу на стул, раскрыв перед ним промежность. Подушечки губ там покраснели — покраснели! — от желания. Она лизнула палец и погладила эти набухшие подушечки, бугорок между ними, истекавший тягучей смазкой, а лицо ее… но лицо Пипкас нарочно не вспоминал, мысленно заменяя его белым пятном, — в этой визуальной «скорой помощи» Сирья фигурировала безголовой, ведь ее лицо было воплощением подлости и предательства. Однако Пипкасу нужны были раскрытые бедра Сирьи, нужно было снова и снова вызывать их в воображении, иначе ничего не получилось бы с Мартой, у которой такая прослойка жира на плечах… Неужели ему придется теперь представлять себе безголовую Сирью Тирамаки, мать Пиетари Пяйвяринты Пипкаса… каждый раз??? Хватит, нечего на этом зацикливаться…

Когда они проснулись, то обоим было неловко. Что можно сказать женщине в ее возрасте? Или мужчине в его возрасте, если уж на то пошло… Одежда у него помялась, особенно рубашка, ни бритвы, ни зубной щетки Пипкас с собой не взял. Что ж, придется «ГранПланнерсБанку» потерпеть его небритым хоть раз за те годы, что он там вкалывает… пошли они все… Выручила газета. Теперь можно было что-нибудь обсудить, что угодно кроме того, о чем оба думали. Пипкас вызвался сходить за «Джорнэл конститьюшн» к почтовому ящику у склона зеленого холма-«груди», но Марта решила пройтись сама… хотя в этой части Бакхеда соседи не могут так детально наблюдать личную жизнь друг друга… Тем не менее, Марта в своем стильном полосатом платье и бельгийских домашних туфлях спустилась к дороге и принесла «Джорнэл конститьюшн».

— А что обо всем этом говорит противник Джордана, как его? Андрэ Флит?

Пипкас сперва не понял, о чем речь. Разговор насчет мэра, членов муниципалитета и истории с Фэноном начисто вылетел из головы. Наконец он вспомнил.

— Его выступлений тут, по-моему, нет. — Он еще раз проглядел статью.

С улицы вдруг послышались голоса — хихиканье и низкий, почти басом звучащий смех — откуда-то с Вэлли-роуд, у склона холма. Опять хихиканье, и веселый контральто протянул: «Ну и кто поверит, ты прикинь, а, подру-уга?» Смешки и хмыканье.

Пипкас вопросительно посмотрел на Марту.

— Это горничные, — сказала она. — Сошли с автобуса на Уэст-Пэйсес-Ферри и шагают посреди улицы, как труппа бродячих артисток.

Пипкас пожал плечами:

— Ты думаешь, это… как ее? Кармен?

— Наверно. — Марта бросила взгляд на часы. — «Подруга» — это в ее духе. Я постоянно слышу, когда она болтает по телефону: «Не грузи, подруга», «Сексу не прикажешь, подруга?»

— Может, мне лучше… уйти куда-нибудь? Ничего, что она увидит меня вот так, за завтраком?

Марта улыбнулась:

— Не думаю, что ты ее смутишь, если ты это хотел сказать.

— Нет, я не это…

— Кармен — девушка воспитанная и вежливая. Правда, я слышала только обрывки ее разговоров, но что-то мне подсказывает, что у нее богатый жизненный опыт. — Снова улыбка.

На самом деле Марта думала: «Кармен — ладно, но что скажут люди, если я буду везде появляться с мистером Рэймондом Пипкасом? До чего же несуразная фамилия, прямо как Пиквик или Тампак… правда, к этому быстро привыкнут. Прямо спрашивать я не буду, но вряд ли он занимает в „ГранПланнерсБанке“ такой уж важный пост… хотя для кого-то мистер Пипкас оказался достаточно важен, чтобы пригласить его на открытие выставки Лапета, — я-то хорошо знаю, сколько там стоило место за столиком. Ладно… скорее всего, насчет Рэя можно не волноваться. Вряд ли он будет очень требователен. Это не Чарли, вокруг которого все должно вертеться и кипеть…»

Чарли… меж висков словно сгустилось облако… Пройти через все это прошлой ночью можно было, только вспомнив свое первое свидание с Чарли. Тогда Марта с Нэнси Кинг Эмблер (которую все звали Нэнси Кинг, на южный манер) снимали квартиру на Окдейл-роуд, рядом с Университетом Эмори. У них был уговор: если одна приглашает к себе парня, вторая уходит в спальню. Но квартира была из тех, где через стенку слышен каждый шорох, а Нэнси Кинг прекрасно знала, что это первое свидание подруги с известным спортсменом, бывшей футбольной звездой. Марта считала, что на первом свидании даже целоваться неприлично, но с Чарли события развивались так стремительно — она едва успела понять, что происходит. Где уж там было думать об акустике… по квартире разносились вздохи и стоны, а когда наступил решающий момент — уже на ковре, — Марта начала было: «Нет, Чарли, нет…» Ей казалось, что она говорит шепотом и Нэнси Кинг, конечно, ее не слышит. И тут Чарли практически изнасиловал ее! Как такое могло случиться?! Марта Старлинг из Ричмонда на первом же свидании позволяет парню всё! Слава богу, Нэнси Кинг из Таллахасси и в Ричмонде никого не знает! Марта Старлинг — шлюха! Она была уверена, что Чарли видеть ее больше не захочет. Однако он позвонил уже на следующее утро, в восемь. И как бы содеянное ни противоречило ее высоким моральным устоям, как бы стыд ни жег Марте щеки, тело каждой клеточкой запомнило самое сильное в жизни наслаждение. Во времена ее молодости даже намеки на то, что мужчина тебя физически возбуждает, были строжайшим табу, и Марта никому не сказала ни слова. Тем более Нэнси Кинг. Вечером после свидания подруги обменялись лишь самыми общими фразами. Только на следующее утро, когда Марта уходила в университет, Нэнси воскликнула: «Слушай, ты же так и не сказала, как тебе знаменитый парень „Шестьдесят минут!“» Поднятые брови и широко раскрытые глаза соседки Марта сочла иронией. «Очень приятный молодой человек», — ответила она тоном, не допускающим дальнейших обсуждений. Не настолько хорошо она знала Нэнси, но если бы даже и знала — разве можно описать, какие ощущения сотрясали ее гладкое налитое тело тем вечером? Это было тридцать три года назад. И вот теперь Марте пришлось вызывать в памяти то давнее свидание, чтобы достойно выдержать ночь с Рэем. Чарли предал ее самым вопиющим образом, но именно Чарли она вспоминала вчера в постели. Марта представляла его большое мускулистое тело, в котором не было тогда ни унции жира. А вот лицо ей пришлось мысленно затемнить. Невыносимо было вспоминать лицо, за которым он прятал свою измену. Вот только… долго ли безлицый Чарли Крокер тридцатилетней давности будет ее выручать?

Послышались шаги — кто-то шел через холл. Чернокожая женщина, Кармен, появилась в дверях библиотеки. На ней были черные джинсы с большими заклепками, желтая майка с глубоким вырезом и черная нейлоновая ветровка с серебристыми вставками спереди и на рукавах.