Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да. Это очень важно.
– Почему? Есть какие-то признаки отклонений от нормы?
– Нет-нет. Совсем наоборот… вот только какой же будет антоним к слову «отклонение»? Понимаете, она очень необычная девочка, и мне хотелось бы узнать, что делает ее такой необычной.
– В каком плане необычная?
– В умственном, но подробностей я вам объяснить не могу, поскольку сам не все понимаю. Может быть, сумею объяснить, когда исследование будет завершено.
– Сколько ей лет?
– Двенадцать. Скоро исполнится тринадцать.
– В таком случае мне понадобится согласие ее родителей.
Селдон кашлянул:
– Это будет не просто сделать. А моего согласия недостаточно? Я – ее дед.
– Для меня вполне достаточно. Но вы же понимаете, тут речь идет о законе. А мне бы не хотелось потерять лицензию на практику.
Так вышло, что Селдону пришлось еще раз обратиться к Рейчу. Тот снова принялся наотрез отказываться. Манелла вторила ему с удвоенной яростью: «А вдруг геном окажется с патологией? Тогда ее затаскают по лабораториям и будут обращаться, как с подопытным животным?» Каких только упреков не наслушался Селдон – он, дескать, из-за своей фанатической преданности Психоисторическому Проекту хочет лишить Ванду нормального, здорового отрочества, засадить за работу, которая не даст ей общаться со сверстниками… Но Селдон не отступал:
– Верь мне, Рейч. Я никогда не сделаю Ванде ничего плохого. Но обследовать ее нужно непременно. Мне нужен ее геном. Если все будет так, как я предполагаю, значит, мы на пороге смены подхода к психоистории, ко всему будущему Галактики.
Доктор Энделецки – седая, но с моложавым лицом – встретила их у дверей своего кабинета и посмотрела на девочку, глядевшую на нее с любопытством, но без страха. Обращаясь к взрослым, врач с улыбкой спросила:
– Мама, папа и дедушка, верно?
– Совершенно верно, – ответил Селдон.
Рейч выглядел подавленным, а у Манеллы покраснели и распухли веки и вид был невыспавшийся и усталый.
– Ванда, – обратилась доктор к девочке, – тебя, кажется, так зовут?
– Да, мэм, – бойко кивнула Ванда.
– Ванда, я расскажу тебе, в чем заключается обследование. Скажи, ты правша?
– Да, мэм.
– Ну вот, значит, я на твоей левой руке сделаю кляксу – капну туда обезболивающее лекарство. Покажется, словно холодный ветерок подул. Вот и все. А потом я сниму с твоей руки кусочек кожи – совсем маленький. Тебе не будет больно, и кровь не потечет, и даже царапинки потом не останется. В конце я смажу это место дезинфицирующим средством. На все уйдет несколько минут. Ну как, не страшно?
– Ни капельки! – мотнула головой Ванда и протянула руку.
Когда процедура была закончена, доктор Энделецки сказала:
– Теперь я помещу материал под микроскоп, выберу клетку и запущу компьютеризованный генный анализатор. Он все исследует до последнего нуклеотида, но их там миллиарды. Так что на работу почти весь день уйдет. Нет, конечно, все автоматизировано, но я все равно буду сидеть рядом и следить за приборами. А вот вам это совершенно ни к чему.
Как только геном будет подготовлен, начнется самая длинная часть исследования. Если вы хотите, чтобы работа была проделана до конца, потребуется несколько недель. Именно поэтому процедура столь дорогостояща. Работа трудная и потребует много времени. Как только результаты будут у меня в руках, я вам сообщу.
Она отвернулась, словно дала понять, что посетители свободны, села и склонилась над сверкающим прибором, стоявшим перед ней на столе.
Селдон, немного помявшись, спросил:
– Не могли бы вы сразу сообщить мне, если обнаружите что-то не совсем обычное? То есть, если вы что-то найдете сразу, не ждите окончания исследования и меня не заставляйте ждать.
– Шансы обнаружить что-либо в первые часы совсем невелики, но обещаю вам, профессор Селдон, я с вами сразу свяжусь, если что.
Манелла взяла Ванду за руку и гордо вышла из кабинета. За ними проследовал Рейч. Селдон склонился к врачу и сказал:
– Это намного важнее, чем вы думаете, доктор Энделецки.
Доктор Энделецки кивнула:
– Какова бы ни была причина, я сделаю все, что смогу, профессор.
Селдон сжал губы, попрощался и вышел. Он был расстроен. С чего он взял, что через пять минут он будет знать ответ на мучивший его вопрос, он и сам не понимал. А теперь нужно было ждать несколько недель, а каков будет ответ – неизвестно.
Селдон скрипнул зубами. Будет ли его задуманное детище – Вторая Академия – когда-нибудь основана или так и останется недостижимым миражом?
Глава 7
Нервно улыбаясь, Гэри Селдон вошел в кабинет доктора Энделецки.
– Вы же сказали – пару недель. А уже целый месяц прошел, доктор.
Доктор Энделецки кивнула:
– Простите, профессор Селдон, но вы же хотели, чтобы все было сделано досконально, и я именно этим занималась все это время.
– Ну, – взволнованно спросил Селдон, – что же вы обнаружили?
– Около ста дефектных генов.
– Что?! Дефектных генов? Вы шутите, доктор Энделецки?
– Я говорю совершенно серьезно. Что тут удивительного? Геномов, в которых не было бы как минимум сотни дефектных генов, просто не существует, а как правило, их гораздо больше. Сказать честно, все не так страшно, как звучит.
– Да, конечно, я же не специалист.
Доктор Энделецки вздохнула, поерзала на стуле.
– Вы ничего не знаете о генетике, профессор?
– Нет, не знаю. Человек не может знать все.
– Вы правы. Я, например, ничего не знаю об этой вашей… как же она называется? Ах да, о вашей психоистории. – Доктор Энделецки пожала плечами и продолжала: – Если бы вы взялись объяснять мне суть вашей науки, вам пришлось бы начать с азов, но даже в этом случае я бы вряд ли поняла вас. Ну так вот, что касается генетики…
– Да?
– Дефектный ген, как правило, ничего не значит. Существуют дефектные гены – настолько дефектные, настолько патологичные, что вызывают серьезные заболевания. Но это – большая редкость. Большинство дефектных генов просто-напросто работают плоховато, вроде разболтавшихся колес. Машина все равно едет – дрожит, правда, немного, но едет.
– Именно так обстоит дело с Вандой?
– Да. Более или менее. В конце концов, если бы все гены были в идеальном состоянии, мы все были бы как две капли воды похожи друг на друга и вели бы себя совершенно одинаково. Именно различия
