– Конечно, оригинал! – вырвалось у меня почти против воли.

– Вот именно! – крикнул он с таким торжеством, что тут же раскашлялся.

Он просто давился кашлем, очки едва не слетели, в последнюю минуту он поймал их, и мне показалось, что они отделялись от лица вместе с частью носа, но это, конечно, была иллюзия, отвратительная иллюзия; он весь посинел от кашля. Облизал ссохшуюся полоску губ. Сложил на коленях дрожащие руки.

– А значит… значит, тысячи сейфов… тысячи оригиналов… всюду, везде, на всех этажах – за замками, за цифровыми комбинациями, за засовами. Одни оригиналы, только они, имя им миллион, и каждый иной!

– Простите, – прервал я его, – уж не хотите ли вы сказать, что вместо одного стратегического или мобилизационного плана существует их множество?

– Да! Именно так! Вы поняли меня превосходно. Превосходно, скажу я вам…

– Допустим… но ведь должен же быть один настоящий, то есть тот, согласно которому, в случае, если уж до этого дойдет, если понадобится…

Я не докончил, пораженный переменой, произошедшей в его лице. Он смотрел на меня так, точно я в мгновение ока превратился в какое-то чудовище.

– Вы так… полагаете? – прохрипел он. Он моргал ресницами, трепыхавшимися в золотых рамках очков словно засохшие мотыльки.

– Не важно, – произнес я медленно. – Допустим, все обстоит так, как вы говорите. Хорошо… только… какое мне до этого дело?! И – простите – какую это имеет связь с моей Миссией?

– С какой Миссией?

Он улыбался покорно, тревожно и приторно.

– С Особой Миссией, которую поручил мне… но ведь я говорил вам об этом в самом начале, верно?.. которую поручил мне главнокомандующий, комендерал Кашенблейд…

– Кашен?..

– Ну да, Кашенблейд – не будете же вы утверждать, что не знаете имени своего командующего?

Он закрыл глаза. Когда он открыл их, на его лице лежала тень.

– Извините… – прошептал он, – разрешите, я покину вас на минутку? Один момент и…

– Нет, – твердо возразил я, а так как он уже вставал, мягко, но решительно взял его за плечо. – Мне очень жаль… но вы никуда не пойдете, пока мы не закончим то, что должны закончить. Я пришел за инструкцией и хотел бы ее получить.

Губы у старичка задрожали.

– Но… но… милостивый государь… как прикажете понимать это… этот…

– Причина и следствие, – сухо произнес я. – Прошу назвать мне задание, цель и содержание операции!

Он побледнел.

– Я слушаю!

Он молчал.

– Зачем вы рассказывали мне о множестве планов? А? Кто вам велел это делать? Не желаете отвечать? Очень хорошо. Время у нас есть. Я могу подождать.

Он сплетал и расплетал трясущиеся руки.

– Итак, вам нечего мне сказать? Спрашиваю в последний раз!

Он опустил голову.

– Что вы… что вы делаете? – крикнул я, хватая его за плечи.

Его лицо переменилось в одну минуту – синее, отекшее, страшное. Выпучив глаза, он впился губами в камень перстня на безымянном пальце. Что-то тихонько треснуло – словно металлический штифт ударился о металл, – и я почувствовал, как его напрягшиеся мышцы расслабляются у меня в руках. Секунда – и я держал в объятиях труп. Я отпустил его – он тяжело осел на пол, застывший, с совершенно бескровными губами, золотая дужка очков сползла, а вместе с ней – младенчески розовая, просвечивающая под сединой лысинка, и открылась прядь совершенно черных волос… Я стоял, вслушиваясь в громкий стук собственного сердца, – над мертвецом. Глаза метались по сверкающей комнате. Куда бежать? В любую минуту кто-нибудь может войти и застать меня с трупом человека, занимавшего ответственный пост… какой, собственно? Старший… старшей – что?.. Шифрант? Подслушник? Не все ли равно! Я бросился к двери и посреди зала остановился. Пройду ли? Меня узнают. Второй раз не получится, это уже невозможно! Как объяснить? Как из этого выпутаться?

Я вернулся, поднял с пола мертвое тело, парик сполз – как старец вдруг помолодел после смерти! – я старательно натянул парик обратно, сдерживая непроизвольную дрожь, вызванную прикосновением к остывающему телу, и, ухватив его под мышки – ноги волочились по полу, – спиной попятился к двери. Скажу, что ему вдруг стало нехорошо, – уловка, конечно, дикая, однако не хуже и не лучше других. Плохо дело… плохо… вот уж влип…

Комната, в которой я разговаривал с ним перед тем, была пуста. Из нее можно было выйти двумя дверьми – одна вела в приемную, другая, должно быть, в коридор. Я усадил его за столом в кресле, он провалился в него, я попробовал исправить позу, но так было еще хуже, левая рука болталась, свисая с подлокотника; я бросил его и выбежал через вторую дверь. Будь что будет!

III

Время, похоже, было обеденное – офицеры, служащие, секретарши, все толпились у лифтов. Я присоединился к самому большому скоплению. И через минуту уже спускался вниз – лишь бы подальше от этого проклятого места, лишь бы подальше…

Обед был довольно скромный: картофельный суп с гренками, жаркое, довольно мочалистое, жидкий компот и чай, черный как деготь, но безвкусный. Никто не спрашивал денег и не выписывал счет. За столами, на счастье, не разговаривали. Даже хорошего аппетита никто никому не желал. Зато повсюду разгадывали ребусы, логогрифы, кроссворды, мнемонки и алгоритмы. Чтобы не выделяться, я начал что-то царапать карандашом на отыскавшемся в кармане клочке бумаги. Три четверти часа спустя, пробравшись через толпу у выхода, я вернулся в коридор. Большие лифты поглощали группы спешивших на работу служащих. С каждой минутой становилось все безлюднее – надо было и мне куда-то идти. Я вошел в лифт одним из последних. Я даже не заметил, на каком этаже остановилась кабина. Коридор, как и все остальные, был без окон. Два ряда белых дверей до поворота, за которым – я знал – тянулись новые ряды. Свет молочных шаров переливался в эмалированных табличках: 76 947, 76 948, 76 950…

Я остановился. Этот номер… этот номер…

Я стоял неподвижно. Коридор пока что был пуст. Каким образом, блуждая вслепую, я вернулся как раз сюда? Он лежал – если его до сих пор не нашли – за этими дверьми, уткнувшись лбом в стол, с вдавленными в лицо золотыми проволочками очков…

Кто-то уже шел сюда. Я не мог так стоять. Величайшим усилием подавил в себе желание броситься в бегство. Из-за поворота показался высокий офицер без фуражки. Я хотел уступить ему дорогу, но он шел прямо ко мне. Загадочная, неуверенная улыбка появилась на его смуглом лице.

– Простите… – приглушенным голосом произнес он в трех шагах от меня, – не угодно пройти вот сюда?

Он показал рукой на следующую дверь.

– Не понимаю, – ответил я так же тихо, – это, должно быть… какая-то ошибка.

– О нет… нет… безусловно нет… прошу покорнейше…

Он уже открыл дверь и ждал меня. Я сделал шаг, второй – и очутился в светло-желтом кабинете. Кроме стола с несколькими телефонами да стульев, тут ничего не было. Я стоял у самой двери. Он тихо, старательно закрыл ее и прошел мимо меня.