Предоставлено Никитой Петровым

Станислав Реденс, сын польского сапожника и муж Анны Аллилуевой (сестры жены Сталина Надежды и мужа Евгении, Павла) в 1931–1933 году возглавлял Украинское ОГПУ/ГПУ, а с 1934 года – Управление НКВД по Московской области. По воспоминаниям его сына Владимира, он был «общительным, контактным человеком, с ним всегда было легко и просто. У него была приятная внешность – мягкие черты лица, вьющиеся волосы, ладная, спортивная фигура. Он располагал к себе людей, нравился многим, особенно женщинам»[1115].

Праздничные застолья Аллилуевых были типичны для семей высших номенклатурных работников. Еда была обильной, но простой; жены и домработницы готовили в основном щи, борщ, куриный бульон и, по особым случаям, пироги с мясом, грибами и капустой. Осинский любил гречневую кашу, Аросев и Краваль – сибирские пельмени, а Ромуальд Муклевич (поляк из Супрасля, под Белостоком) – картофельные оладьи, жареную свинину и вареную картошку, облитую шкварками с поджаренным на свином сале луком. Самым популярным салатом был винегрет, но некоторые хозяйки экспериментировали с новыми рецептами (кулинарным наставником Надежды Смилги-Полуян был ее давний поклонник, актер МХАТа Николай Хмелев). Некоторые пили водку (Рыков делал «рыковку», настоянную на апельсиновых или мандариновых корках); большинство предпочитало сладкие крымские и, реже, грузинские вина; вошло в моду умение разбираться в разных сортах и ценить качество. На десерт подавали чай с выпечкой и шоколадом и иногда ликеры (Муклевич и его польские друзья пили кофе). Большинство мужчин и некоторые женщины много курили – в знак аскетического самоотречения на работе и ради телесного наслаждения за обеденным столом. Самым популярным сортом сигарет была «Герцеговина Флор». Краваль, в подражание Сталину, разминал сигареты и набивал табаком трубку[1116].

Многие танцевали под привезенный из-за границы патефон (всеобщими любимцами были Вертинский и Лещенко). Иногда устраивали более или менее формальные концерты с приглашенными музыкантами, но самым популярным завершением праздничного обеда было пение революционных и народных песен. Осинский любил дирижировать (хор состоял из сына Димы и его друзей); его любимыми песнями были «Колодники» и «Замучен тяжелой неволей». Иванов любил «Смело, товарищи, в ногу», Подвойский (бывший регент певческого хора Черниговской духовной семинарии) – украинские народные песни. Председатель КОГИЗа Давид Шварц тоже любил украинские народные песни. Однажды, когда Шварц еще жил в Первом Доме Советов, он и человек десять его друзей и родственников пошли после ужина гулять по Манежной площади. Гуляли и пели украинские песни. «Все они с Украины же, – рассказывал сын Шварца Владимир. – Все евреи, все с Украины. И вот милиционер подошел и говорит: «Граждане, вы нарушаете тишину, мешаете». А там ряд извозчиков стоит, ждут седоков. Извозчики – тогда такси не было. Так извозчики вступились: «Ладно, пусть поют. Они так хорошо поют. Пусть поют»[1117].

У номенклатурных жителей Дома была возможность, которой у Тучиных не было: проводить выходные в «однодневных домах отдыха» под Москвой. В 1935 году в распоряжении Хозяйственного управления ЦИК было более десятка дворянских и купеческих усадеб, приспособленных под гостиницы. Приезжали туда обычно накануне выходного и уезжали вечером следующего дня. Это создавало проблемы администраторам. Как писал директор подмосковной Морозовки: «…ведь дом был не просто дом отдыха, были закреплены комнаты, и мы совершенно не знаем, кто и когда приедет. Было так, что приезжали в 2 часа ночи. Назад отправлять, если его комната занята – нельзя, и здесь данный товарищ устраивал скандал, что его комната занята»[1118].

Однажды такой скандал устроил Аросев, направив в марте 1935 года жалобу в Хозяйственное управление. Руководитель сектора загородных владений А. Чевардин ответил, что, «согласно установленному порядку, все товарищи ездят туда с предварительного разрешения Хоз. Управления, в зависимости от наличия свободных комнат». Аросев переправил копию «совершенно пустой отписки Чевардина, которая содержит в себе элементы грубости и неверности», директору Хозяйственного управления Пахомову, напомнив ему, что установленный порядок зависит от номенклатурного ранга. «Товарищи моей категории, т. е. старые большевики и ответственные работники, состоят в списке постоянно пользующихся в выходные дни домами отдыха ЦИКа, и никаких дополнительных, в каждом отдельном случае, разрешений не требуется. Очень прошу не делать в отношении меня никаких дискриминаций и внести в соответствующий список». Несколько недель спустя, 17 мая 1935 года, Аросев приехал в Морозовку с четырьмя детьми (чтобы читать им «Мертвые души» и работать над дневником), получил хорошую комнату, но «плохо спал, потому что приехавшие в два часа ночи без всякого стеснения стучали дверями, громко говорили, моясь в ванной – переговаривались с комнатой как будто у себя дома. Откуда у русских такой бесстыдный паразитизм?»[1119]

Морозовка

Но обычно администраторы были вежливы, комнаты готовы, а ужины обильны (хотя Адоратский жаловался на качество кофе). Как и первый дом Збарского и последнее убежище Ленина, Морозовка (расположенная на берегу Клязьмы недалеко от Ленинградского шоссе) до революции принадлежала купеческому клану Морозовых. Главная усадьба представляла собой фантазию на тему сказочного средневекового замка. Лидия Гронская очень любила там бывать. «Старый дом Морозова со вкусом отделан, уютный. Особенно мне нравилась библиотека: панели из мореного дуба, темные деревянные потолки, книжные шкафы, мягкая кожаная мебель. Очень уютно было забраться в угол дивана с книгой. Прекрасная биллиардная. Биллиардом я очень увлекалась и даже обыгрывала Ивана». Бильярдом увлекались гости всех возрастов. Мальчики из Дома правительства учились у местных официантов (у которых в будние дни было мало других занятий). Мужчины постарше допоздна играли в шахматы и преферанс (карточный стол, обитый зеленой материей, находился на круглом балконе – так, чтобы никто не мог встать за спиной играющих). Днем преобладал «активный отдых». Валериан Куйбышев (по воспоминаниям его сестры Елены) любил работать на участке: «сам садил деревья, делал грядки в огороде, ухаживал за кроликами, расчищал волейбольную площадку». Но высоким сезоном была зима, а любимыми видами отдыха – лыжи и коньки. Михаил Коршунов вспоминал зимний вечер в Морозовке: