— Ты идёшь на всё это ради мертвеца? — с удивлением спросил Саргий.

— А ты нет? — ввернула Эмма. — Ты до сих пор движим духом отца. Когда он погиб? Тридцать лет назад? А ты ещё пытаешься доказать, что он был прав, когда привёл твой народ в Первый Город. Не тебе меня судить, Саргий.

По лицу иммигранта пробежала гримаса гнева, но тут же исчезла.

— Извини, — сказал он. — Ты права. Просто если ничего не получится, не хочу жалеть, что не попытался.

— Ты не будешь, — заверила его Эмма. — Всё получится. Мы победим.

Саргий кивнул, но по лицу было явно понятно, что он уже не слышал её. Отказ его расстроил, и не надо было быть мастером душ человеческих, чтобы понять это. Эмма остановилась.

— Слушай, иди в храм сам. Я, пожалуй, домой. Уже поздно, спать хочется.

— Ты уверена? — спросил он упавшим тоном. Эмма кивнула.

— Конечно. Ты и сам знаешь, я не любительница слушать байки Басира.

Саргий тяжело кивнул и заковылял дальше по дороге. Видя его согнувшуюся фигуру, Эмма едва поборола в себе желание окликнуть иммигранта и ответить ему согласием. Только когда он скрылся из виду, её немного отпустило. Тихий голосок в голове допытывался: «Почему ты отказала?» Но Эмма знала, что иначе было нельзя.

Она бы не простила себя, если бы обрела счастье.

Эмма направилась к дому. Она столько раз это делала, что могла дойти даже с закрытыми глазами. Темнота не смущала её. В Первом Городе она бы больше боялась выйти на улицу, чем здесь, в деревне полковника. Преступность в этом месте отсутствовала как класс. Тем более, кто бы покусился на божество, лечащее любые раны?

Минуя хижины, она задумалась, чего же хочет на самом деле. Вернуть Рэя? Да, само собой. Его любовь? Однозначно. Но, наверное, она согласилась бы даже остаться одна, при условии, что он простит её. Вполне неплохой расклад. Искупив грехи, она сможет начать новую жизнь, не запятнанную более сомнениями и страхами.

И всё же, она готова была плюнуть на всё это, лишь бы заполучить иммигранта.

«Господи, ну и дура же ты».

Тишину, накрывшую деревню, неожиданно нарушили два хорошо знакомых Эмме голоса. Услышав их, она тут же прижалась к ближайшей стене и притаилась.

— Думаешь, такая прогулка ни у кого не вызовет вопросов? — тон низкий, с хрипотцой, некоторые гласные в словах проглочены — явно говорил Томми. Рулевой последние полгода сидел в камере и практически её не покидал. Что он здесь делал?

— Конечно нет! Все меня здесь знают. Да и потом, тебе полезно размять ноги, — высокий, весёлый голосок с лёгкой картавостью в речи — Эмма ни с кем бы не спутала говор Сары. Через несколько мгновений парочка вышла на дорогу. Казалось, будто бы они блестят в лунном свете. Эмма рассмотрела на лице Паркер улыбку. Уперев руки в бока, рулевая произнесла:

— Я же обещала, что покажу тебе полнолуние.

— Какая красивая, — признался Томми, задрав голову. — Ты не врала. Отсюда и правда совсем другой вид. В камере без окон не на что смотреть, кроме стен.

Почти минуту они стояли молча, затем Марцетти спросил:

— Почему ты столько времени возишься со мной? Ты же прекрасно понимаешь, я не приму сторону полковника, сколько бы ты ни пыталась меня переманить.

— Ты думаешь, я делаю это ради него? — Паркер, казалось, совершенно искренне оскорбилась. Не прошло и секунды, как она захохотала. — А знаешь, скажу честно, у меня были мысли, что неплохо было бы перетянуть тебя к нам.

— Разве ты не понимаешь? Я уже говорил тебе, он разрушил мою жизнь. А теперь хочет, чтобы я ему помогал. Саргий, Эмма, да даже сааксец — не понимаю, почему они перебежали к нему. Всё плохое в их жизни связано с Эймсом. Да что говорить, даже в Союзе теперь хрен найдёшь, кому он не насолил. Так какого чёрта они делают? Что он им пообещал?

— Счастье? — просто спросила Паркер. Марцетти покачал головой.

— Вот просто так, да? Щёлкни пальцами и всё станет лучше.

— Это настолько просто, Томми, — усмехнулась Паркер. — Я потеряла всех своих людей, так же, как и ты. Но я двигаюсь дальше. Нельзя позволять прошлому диктовать твоё будущее, понимаешь?

— Я ведь их убил. Ребята мне доверяли. Катрина так вообще любила меня. И чем я отплатил? Думаешь, таким грехам есть искупление?

— Капитан убил тебя и всю твою команду из другого мира. Разве это тебя не раздражает?

— Да, но своих-то убил я, — упрямился Томми. — Именно поэтому я здесь. Потому, что Эймсу захотелось выдернуть меня сюда.

— Знаешь, почему он это сделал? Потому что ты можешь всех вернуть.

— Что?

Паркер снова рассмеялась, будто бы удивление Марцетти доставляло ей искреннее удовольствие.

— Может быть, без полковника ты бы и не оказался в этой ситуации вообще. Однако именно тебя он выбрал, чтобы всё исправить. Подумай сам. Ты убил людей, которые тебе доверяли. Из всех версий Томми Марцетти, только ты это сделал. Потому-то он и решил дать тебе шанс поучаствовать в этой миссии. Помочь вернуть Освободителя. Воскресить мертвецов. Изменить прошлое.

— Я… — Томми запнулся. — Я никогда не смотрел на это с такого ракурса.

— Правда? — Паркер положила руку на плечо Марцетти и сделала шаг ему навстречу. — Думаю, на меня ты тоже не смотрел вот так.

Они слились в поцелуе. Мгновение Марцетти не знал, куда девать руки, а затем приобнял рулевую и поддался соблазну. Эмма чуть не закричала от несправедливости. У неё перехватило дыхание. Побоявшись, что её услышат, она двинулась вдоль стены и почти что побежала к дому, стараясь не смотреть назад.

«Почему им можно, а мне нельзя?!»

Она не помнила, как оказалась у двери своей хижины. Знала только, что внутри неё вскипает ярость. «Полгода он сидел в камере, перечил полковнику, а теперь просто так встанет на нашу сторону?»

Она знала, что не стоит винить Марцетти. У него были свои причины сопротивляться. Но как же просто он сломался! Неужели всё сводилось к этому? Ей не давала покоя мысль, что Саргий был прав.

Она продолжала противиться своему счастью изо всех сил. И сегодняшний отказ иммигранту был лишь очередным подтверждением. Эмма просто не могла признать, что не права.

«Зачем нужны были все эти страдания?»

За мыслями она и не заметила, что дверь открылась без особых усилий. Осознала это, когда переступила порог. И обнаружила незваного гостя внутри.

Пламя одинокой керосиновой лампы едва освещало Володю, сидевшего на кровати. Хоть сын иммигранта и сидел близко