На некоторое время показалось, что тучи рассеиваются. После успеха «Долины» объявился господин Кавакита с известием — «Олимпию» разрешили показывать в Японии, а в Германии начали публиковаться вполне лояльные отзывы в прессе.

Хорошие вести пришли из Англии. Почти ежедневно со мной связывался Филипп и сообщал об успехах в работе. Правда, Сомерсет Моэм после газетных нападок отказался от сотрудничества с нами, но, как писал Филипп, можно заполучить в качестве сценариста талантливого американского автора. «Этот человек, — сообщал он с энтузиазмом — прекрасный писатель, создавший уже много сценариев для „Каламбиа пикчерз“ в Голливуде. Он также глава большой международной организации, которая насчитывает более миллиона членов. Его зовут доктор Рон Хаббард,[463] он психолог и сайентолог». Тогда я понятия не имела, кто это такой. Но я вскоре узнала, что он человек одаренный. Первая часть его книги была на удивление хороша. Мистер Хаббард прислал мне следующую восторженную телеграмму:

Филипп был также в этом убежден. «Я верю в тебя, и я не боюсь бороться за тебя, даже если враги столь многочисленны и могучи — „Голубой свет“ победит их».

Я осталась скептиком, несмотря на то что Филипп получил согласие от американской актрисы Пьер Анжели,[464] которая должна была играть Юнту, и англичанина Лоуренса Харви[465] на роль Виго. И чтобы окончательно привязать меня к проекту, Филипп Хадсон перевел половину своей фирмы на мое имя. Я стала в Англии совладельцем фирмы «Эдвенчер-филм».

Рон Хаббард предоставил мне в Лондоне апартаменты, где мы вместе с Филиппом должны были продолжить работу над сценарием. Неожиданно Хаббарду пришлось немедленно отправиться в Южную Африку. Несмотря на его отъезд, я могла оставаться в доме, где все время жила экономка. Ежедневно приходил работать Филипп. Ему приходилось оберегать меня от журналистов и направлять их по ложному следу, потому, что в Англии во время процесса истцу не позволялось давать информацию журналистам, чтобы не повлиять на судей. Больше всего мне бы хотелось отказаться от процесса, но мои английские адвокаты не желали об этом и слышать. Они были уверены в благополучном завершении дела.

В это время, к моему удивлению, пришло предложение от одного из самых популярных кинотеатров Лондона — «Керсон синема». Его директор мистер Вингейт был так восхищен «Олимпией», что без долгих слов подписал договор с обязательством широко демонстрировать картину еще в этом году — осенью. Наконец успех! Я прервала работу над сценарием и — как это делаю ежегодно — отправилась в Берлин на кинофестиваль. Я не только смотрела там всемирно признанные фильмы, но и встречалась с друзьями и коллегами. Прежде всего это был Манфред Георге, прибывший из Нью-Йорка. Он намеревался написать мою биографию.

Когда один из моих английских друзей захотел пойти со мной на бал в честь фестиваля, в оргкомитете ему отказали в выдаче мне входного билета. Обоснование: «Присутствие фрау Рифеншталь на официальном балу немецкому правительству нежелательно». Даже когда англичанин, известный коллекционер предметов искусства, подал протест шефу прессы боннского правительства, он тоже не получил билета. «Я полагал, что сейчас в Германии демократия», — сказал мой знакомый с возмущением.

«Все станет по-другому, — попытался утешить меня Манфред Георге, — как только опубликуют мою книгу о тебе». К сожалению, он слишком рано покинул этот мир. С его смертью я лишилась одного из своих последних преданнейших друзей.

После моего возвращения по поручению Би-би-си был снят фильм в моей мюнхенской квартире. Дерек Проузе, режиссер Британского института кино, дал мне возможность выступить против клеветнических заявлений прессы. Сотрудничество с английской кинокомандой было необыкновенно приятным.

Чтобы завершить затянувшийся судебный процесс с «Дейли миррор», я потребовала от английских адвокатов скорейшего достижения компромисса, сочтя возможным отказаться от притязаний на возмещение ущерба, если газета опубликует правдивую информацию. Джон Грирсон, также как и газета «Дейли миррор», принял эти условия. Дело в том, что иностранец в Англии, участвующий в процессах о возмещении ущерба, должен заплатить суду сто тысяч марок в качестве залога. Так как это условие для меня представлялось немыслимым, проще было удовлетвориться опровержением в газете.

Вновь нашелся потенциальный издатель для моих мемуаров — на сей раз это было лондонское издательство «Хатченсон». Мистер Черри Киртон, один из его директоров, уже несколько раз навещал меня в Мюнхене и предложил вполне подходящие условия. Но все было словно проклято: я хотела продолжать работу над мемуарами, но не могла. Никто этого не понимал, сама была из-за этого несчастна, стала сомневаться в своей способности писать, испытывая почти непреодолимую робость. К тому же я надеялась, что, после того как столь удачно получился сценарий «Голубого света», подготовленный Филиппом Хадсмитом и Роном Хаббардом, скоро начнутся съемки. Оставалось лишь дождаться разрешения на работу в Англии — это был последний барьер.

Вскоре мне довелось посмотреть в Мюнхене фильм Эрвина Ляйзера[466]«Моя борьба». Когда я вошла в зрительный зал, кинолента уже началась. Потеряв дар речи, я не верила своим глазам: на экране шел «Триумф воли» — мой, созданный в Нюрнберге, фильм о партийном съезде 1934 года. Нет, не весь фильм целиком, как я сначала предположила, а только избранные куски, например, эпизод «Трудовая повинность» и другие известные сцены, которые монтировались с жуткими картинами концентрационных лагерей. Грубое нарушение авторских прав и кража интеллектуальной собственности! Несмотря на многочисленные запросы, я не давала согласия демонстрировать «Триумф воли» в Германии, дабы вовсе исключить какое-либо его использование в неофашистских целях. Киноленту можно было увидеть только в музеях и архивах фильмофондов разных стран мира. В американских университетах фильм демонстрировался как исторический документ.