● далее преступники начали обзвон крупных коммерческих структур: «Лукойла», «Петербургской топливной компании»; они усердствовали и вышли на связь с фактическим хозяином ПТК Владимиром Барсуковым (Кумариным), от которого потребовали миллион долларов за жизнь детей;

● Барсуков по согласованию с другими участниками переговоров и с силами, задействованными в поиске детей, продавил схему: девочка – миллион – мальчик;

● преступники передали девочку;

● преступники потребовали от Барсукова, чтобы именно он лично передал им деньги;

● Барсуков предложил другие схемы;

● преступники обвинили всех в том, что их обманули, и ушли со связи.

После этого наступила страшно неприятная пауза. И, наконец, преступники отдали мальчика, сняв все свои требования…

Когда начиналась процедура обмена детей на деньги, горпрокуратура и криминальная милиция приняла крайне неуютное для себя решение: при передаче денег не то что захватов, а даже каких-либо параллельных невидимых действий не будет. Притом что у силовиков, конечно же, имелись механизмы, которые позволили бы надеть наручники на половину членов преступной группы как минимум. Но в данном случае активные мероприятия начались только после того, как Дима Бородулин оказался у родителей. Государство пошло на конструктивное взаимодействие с журналистами при последней стадии переговоров. И будем откровенны: ни представители бизнеса, ни сотрудники СМИ никогда бы не решились полностью брать на себя ответственность за чужие жизни.

Но это лежит в плоскости нравственности. Равно и поступок питерского коммерсанта Андрея Лебедева, который положил на стол сумку с миллионом долларов, необходимую для начала переговоров. Сколько у нас таких бизнесменов? Их процент важен для страны. Да, деньги в конечном итоге не понадобились. Но не «слава богу», а просто – не понадобились. Тем более что решение не брать выкуп исходило от самих преступников.

Я не знаю, почему преступники приняли такое решение… Версий много, но узнать правду можно, только если правоохранительные органы все-таки когда-нибудь установят и задержат похитителей. Лично у меня эта история оставила очень тяжелый осадок в душе – по многим причинам, говорить о которых не хочу. Но точно знаю одно – я сделал все, что мог, и совесть моя чиста. Может быть, кто-то сделал бы все лучше и профессиональнее… Не очень хочу рассказывать о том, чего мне стоили эти недели, когда я, как с вживленным чипом, днем и ночью не расставался с переговорной трубкой. Наверное, до конца жизни мне не удастся забыть резкий, щелкающий зуммер этого проклятого телефона…

И еще одно: когда в стране происходят события, связанные с жизнями людей, то общество, как правило, с ужасом ждет реакции государства. В памяти мгновенно всплывают картинки Беслана и «Норд-Оста». Так устроено не только наше сознание, но и любой властный аппарат подавления. В истории с Сашей и Димой Бородулиными было все наоборот. То есть правильно. И это не может не радовать.

Впервые в Петербурге произошло подобное похищение. И впервые власть резко наступила на горло своим естественным амбициям, прекрасно понимая последствия. И прокуратура, и ГУВД осознавали, что даже в случае вызволения детей невредимыми общество через некоторое время задаст подвисший в воздухе вопрос: «А где преступники? А если их нет, то где гарантии того, что киднеппинг не повторится?» И неважно, что эти вопросы горожане не смогут задать прямо и персонально. Тем не менее это действительно болезненно для власти. Люди в погонах, ментально не привыкшие уступать, пошли по пути для себя некомфортному, но абсолютно европейскому. И такие решения, которые незримо становятся Событиями, меняют отношение общества к власти.

В июне 2007 года мой давний друг, а «по совместительству» – замдиректора АЖУР Евгений Вышенков взял большое (третье за всю историю нашего агентства) интервью с Владимиром Барсуковым. В то время в Санкт-Петербурге упорно ходили слухи о том, что АЖУР является частью финансовой империи тамбовских, а с весны 2007 года во многих интернет-изданиях были размещены статьи, где эти сплетни материализовались в «информацию». Особенно усердствовал небезызвестный «Компромат. ру».

Так началась большая игра, в которой Кумарин сначала превратился в инструмент давления на оппонентов, а затем, «по просьбам трудящихся», был изолирован от общества. В промежутке между этими событиями Вышенков успел попросить Кумарина прокомментировать происходящее. Сама по себе беседа получилась достаточно интересной, а посему я счел возможным поместить ее здесь. Правда, в слегка сокращенном варианте.

– …Владимир Сергеевич, вы же не очень жалуете журналистов. Ведь это второе интервью в вашей жизни. Следовательно, накипело?

– Третье. Впервые я публично разговаривал с Андреем Константиновым в 1998 году. Также была напечатана беседа в «Тайм». Что касается «жалованья», то сразу пример: журналист «Тайм» спрашивает меня: «Вы знаете Владимира Путина?» Я отвечаю: «Конечно, знаю. Он же президент России. Кто его не знает?» После появляется жирно подчеркнутая мысль: «Кумарин лично знает Путина». Не надо быть мудрецом, чтобы понимать принципы работы СМИ, которыми они завлекают читателя. Но все равно раздражает.

– Сегодня вы захотели открыто ответить на последнюю публикацию с упоминанием вашего имени на сайте «Компромат. ру» в статье «Силовики против Валентины Матвиенко».

– «Компромат. ру» – никакое не СМИ, а интернет-сайт, зарегистрированный где-то за океаном. И бороться с ним в формате исков бессмысленно, хотя его хозяина Сергея Горшкова можно разыскать в столице по телефону. При желании – за несколько минут. О других интернет-помойках, наподобие «Ленправды» и так далее, и говорить нечего. Так что непонятно, кому отвечать. Заметьте, я не имею в виду – оправдываться. XXI век создал информационную матрицу. Причем она сконструирована находчивыми ребятами и востребована. В том числе бизнес– и политической элитой. С одной стороны, все возмущаются и плюются. С другой – рабочий день многих начинается с просмотра «Компромата». Вот такая борьба и единство противоречий. Также в один день с этими выбросами появилась статья и в «Коммерсанте», и на сайте национал-большевиков. Нацболы пишут о том, что я создал «черный эскадрон», чтобы бороться с несогласными, а иные шепчутся, что несогласные прибыли на марш на автобусах с логотипом ПТК. Как к этому относиться? Можно, конечно, по принципу: значит, так надо, так легче жить…

– В «Компромате» указано, что книга «Свой – чужой» написана Константиновым для того, чтобы обелить вас и авторитетных лидеров заодно.

– Но это глупость! Во-первых, любой автор внимательно смотрит на мир вокруг и затем компилирует эмоции, события, а во-вторых, надо просто посмотреть фильм. Я как-то пошутил с Андреем, задав вопрос: «Чем отличается жизнь от члена? Жизнь – жестче». Эта фраза вошла в книгу и сериал. О чем это говорит? О том, что я – свой? Или – чужой? Кстати, в тот момент, когда я услышал эту фразу с экрана, я позвонил Константинову и спросил: «Где гонорар?» Может, эту информацию тоже с прослушивания взяли?