над Ярославлем поднято красное знамя! Враг понес серьезные потери, но он все еще силен. Тем, кто ведет борьбу, нужна помощь каждого ярославца, каждого патриота своей земли! В каждом районе города организованы сборные пункты… «

Дальше Орловский перечислил адреса, знакомые каждому жителю Ярославля. Он прекрасно понимал, что его обращение слушают и немцы, и адреса сборных пунктов тут же будут им известны. В каждом из них Орловский организовал охрану — небольшие отряды, способные справится с патрулями и вооруженными группами численностью до десятка человек. Разумеется, следовало учитывать, что немцы направят по адресам и более крупные силы, однако Орловский заранее разместил разведчиков на возможных путях следования немецких и румынских войск из казарм и наметил места для засад.

Закончив обращение, Орловский положил трубку радиостанции. Печатные экземпляры ночью расклеивали по всему городу. Сегодня же будет ясно, дадут ли они эффект.

Орловский поднялся и подошел к окну. «Маус» с открытым люком стоял в центре площади, в нем уже обосновались партизаны, изучая захваченную технику. Инструктором у них был заряжающий — ему повезло, при взрыве гранаты, заброшенной через люк, он получил небольшое осколочное ранение, и теперь пел как канарейка, рассказывая о чудо-танке. Казалось, заряжающий восхищается немецким оружием вне зависимости, в чьих оно руках. Четыре «Льва» из группы полковника Ковалева заняли позиции по углам площади, откуда можно было простреливать близлежащие улицы. Немцы пока не шли на штурм потерянного здания, но сомневаться в том, что они его предпримут, не приходилось. Что ж, их готовы тут встретить.

Раздался громкий орудийный выстрел, и сквозь задрожавшее стекло Орловский увидел, как из дула захваченного «Мауса» показался дым. Отлично, партизаны уже освоили стрельбу из трофейного оружия. Насчет точности у Орловского были сомнения, но факт того, что самый грозный немецкий танк будет вести огонь в сторону противника, воодушевлял.

— Товарищ командир, вас к телефону! — позвал его связист.

— Кто?

— Донесение с мест.

Орловский взял трубку. Он слушал как обычно, с непроницаемым лицом — никто никогда не мог догадаться, какие известия достигли уха старого партизана, пока он сам не сочтет нужным сообщить о них. Так было и в этот раз. Закончив разговор, Орловский с минуту помолчал, а затем распорядился немедленно созвать штаб. Когда все собрались, Орловский сказал:

— Немцы взяли заложников.

Лица присутствующих сделались каменными. Да, в Белоруссии практика уничтожения целых деревень за одно подозрение в помощи партизанам была обычным делом, но здесь… здесь пока что до такого не доходило.

— Мы знали, что это возможно, — продолжил Орловский. — Модель известен своей жестокостью к местным. Главное сейчас — выяснить в точности, что именно происходит, и на основе этого разработать план.

— Какие требования? — спросил начштаба отряда.

— Сегодня к двенадцати часам все восставшие должны сложить оружие. Иначе они будут расстреливать каждый час по пятьдесят человек.

— Значит, у нас есть пять часов.

Ордовский кивнул.

— Да. Пять часов или даже меньше — нет полной уверенности, что немцы будут соблюдать свои же условия.

Партизан сделал короткую паузу.

— Разумеется, о прекращении борьбы не может быть и речи. Если мы сложим оружие, погибнет еще больше людей. Прошу, какие есть предложения по организации операции по спасению заложников.

— А что с общим планом? — спросил Олег Гордеев, командир отряда, захватившего бывшее здание обкома и организовавшего его оборону. — Он остается прежним?

Орловский недолго помолчал.

— План меняется, — ответил он. — Мы с самого начала знали, что наша борьба имеет шансы на успех только в том случае, если нас поддержат люди. Модель хочет нанести удар в самое сердце этой поддержки. Мы должны показать, что жизнь людей для нас — самое важное. Освободив заложников, мы поднимем авторитет восстания. Я скажу больше — возможно, сейчас наступает решающий момент во всей операции.

— А если они погибнут? — спросил Олег. — Мы не можем гарантировать успех. Даже при самых умелых наших действиях у немцев может быть достаточно времени чтобы всех расстрелять.

Орловский кивнул.

— Обсудим, как это предотвратить.

Глеб Егоров служи в полиции последние два года.

Он старался быть незаметным, форму снимал сразу, аак приходил домой — хранил ее в прихожей, там и переодевался, чтобы к родным выходить уже в гражданской одежде. Никогда никому ничего не рассказывал, и на расспросы не реагировал.

Как он вляпался в это? На этот вопрос Глеб часто пытался ответить самому себе, особенно в первые недели после того, как надел белую повязку с надписью «Polizei». Где была совершена роковая ошибка? Парень не знал, а разговаривать об этом ни с кем не хотел — слишком тяжело.

Отец Глеба, Иван Иванович Егоров, служил главным инженером на теплоэлектростанции, дающей электричество большей части города. Когда стало ясно, что город не удержат, было принято решение об эвакуации оборудования и работников. Да только выполнить решение не получилось — эшелон, выделенный для эвакуации, разбомбили на подступах к городу, так что демонтированные агрегаты так и остались в цехах. Тот день, когда главный инженер решал, что ему делать — отправиться со всеми в эвакуацию, или остаться в Ярославле, где он родился, вырос и работал, заполнился ему надолго. Впрочем, потом Иван Иванович понял — на самом деле решение давно уже было принято, задолго до того, как он вошел в разоренный машинный зал. Главный инженер бессознательно медлил, пока всякая возможность эвакуации окончательно не исчезла. Так он остался здесь, со своими машинами, механизмами, трансформаторами, которые знал и любил еще с юности. В конце концов, сказал он себе, когда оккупационная администрация назначила его директором электростанции, кто-то должен заботиться о людях, ведь так? Власть приходит и уходит, а тепло и свет нужны всем и всегда.

Иван Иванович набрал новых сотрудников взамен эвакуированных, и обучил их. Многих он спас от голода, особенно в первую военную зиму, когда из-за боевых действий урожай собрали бедный, и большую часть его изъяли немцы для своих нужд. Те, кто официально работал, получал пайки — двести граммов ржаного хлеба пополам с трухой, кашу по утрам и на обед суп. Этим кормились целые семьи.

Его сын, Глеб, окончивший школу в военный год, работал с отцом. Однажды днем на электростанцию приехал эсэсовец в черной форме в сопровождении полицаев и приказал собрать в конторе всех молодых людей. Когда его распоряжение исполнили, офицер сказал краткую речь, в которой агитировал парней вступать в полицию — чтобы исполнить свой долг перед новой родиной. Закончив выступление, он выжидательно посмотрел на строй молодых людей: кто первый? Желающих не оказалось. «Ладно,