Среди многочисленных сторонников принца крови, Шарля де Суассона, при Дворе, главную роль играл господин Анри де Сен-Бонне, мессир де Сент-Ибар. О нем, как и о двух его ближайших друзьях и соратниках, наиболее точно, как-то упомянул месье Ларошфуко: «Сент-Ибар, Варикарвиль и Бардувиль, люди неуживчивые, беспокойные и необщительные, притворяющиеся, будто они – сама добродетель, завладели волей принца крови». Подобные, столь нелестные, высказывания герцога, связаны, прежде всего, с его взглядами как придворного короля и блестящего парижского аристократа на «деревенскую» знать. Он, при любой возможности, порой довольно едко, указывал на комичность сего нашествия неотесанных мужланов, любой ценой желавших уцепиться за золоченый трон, всякий раз подчеркивая разницу в положении придворного и провинциального дворянства, отражая растущий снобизм двора. Ларошфуко, впрочем, как и большинство дворян, его круга, презирал провинциальное окружение Суассона, считая влияние этих «дворянчиков» весьма небезопасным. Сие, подтверждает ещё один весьма почтенный господин, завсегдатай парижских салонов знати и всем известный собиратель придворных сплетен и рассказов: «Сент-Ибар был причиной несчастья Его Высочества: он вбил ему в голову, что тот должен держаться стойко и свалить кардинала».

Варикарвиль и Бардувиль же являлись мелкими нормандскими дворянами, попавшими под влияние Сент-Ибара и разделявшими его взгляды. Они, примкнув к партии Суассона, в первую очередь, все же, рассчитывали с его помощью, добиться хорошей должности при Дворе.

Среди непримиримых врагов кардинала, можно выделить ещё трех, конфидентов графа: это господин де Борегар, являвшийся капитаном личной гвардии Суассона; молодой бургундец виконт де Ларди, с недавних пор появившийся при Дворе, где как фаворит Принца Крови, снискал к себе, так называемое, уважение союзников и ненависть противников; и, наконец, грозный, вздорный и яростный гасконский барон де Рокамдур. Впрочем, все эти люди, незаметно для себя, постепенно из недоброжелателей превратились в заговорщиков, которыми двигала не только верность своему патрону, но и личная выгода. К тому же всех их объединяло ещё и то обстоятельство, которое было приведено выше, со слов месье Ларошфуко, – все они, в отличие, например от окружения Герцога де Орлеана, не являлись представителями столичной знати.

****

Ришелье, разрабатывающий, в уме, план беседы с Людовиком, был сосредоточен и серьезен, как впрочем, и оба офицера следовавшие за ним. Они, поднимаясь на второй этаж, не удостоили вниманием стаю куртизанов у лестницы, даже не взглянув в их сторону, что вызвало ропот недовольства у придворных.

У двери, охраняемой четырьмя солдатами вооруженными алебардами, из роты телохранителей короля, министр остановился и, обернувшись к Рошфору, негромко, так, чтобы, кроме графа и Шанфлери, не услышал никто, задал вопрос:

– От де Самойля нет новостей?

Рошфор покачал головой.

– Весьма скверно. Если де Самойль не выполнит свою миссию,… я даже боюсь думать об этом. Если же всё прошло по моему плану, то в скором времени в Каталонии начнется то, от чего испанцам будет недосуг вмешиваться в наши внутренние дела.

– Мятеж!

Прошептал лейтенант. Рошфор оставив без внимания догадки Шанфлери, в свою очередь, поинтересовался:

– Вы к королю за этим?

– Хочу напомнить, что в мои обязанности, господа, входит вызволение Его Величество из плена глупости и хандры, куда короля ввергают многочисленные советники. И могу заверить, если вы, хоть сколько-нибудь, сносный министр, то обязаны, время от времени, это проделывать.

Кардинал грустно, едва уловимо, улыбнулся Рошфору.

– Езжайте граф, через несколько часов вам следует быть в Сен-Клу. Поторопитесь. Дело, прежде всего.

****

Оглушительный хохот стоял в зале, где, были заняты изысканными беседами, упомянутые ранее придворные. Узрев Рошфора, спускающегося по ступеням, в своём неизменно черном одеянии, что от пыли зделалось светло-серым, веселая компания двинулась к основанию лестницы, тем самым, частично преградив путь кардиналисту. Из расфуфыренной толпы, выдвинулся стройный, напомаженный месье де Ларди, в вызывающе роскошном платье, встав на пути у Рошфора. Скривив мину, преисполненную брезгливости и высокомерия, он пронзил пространство гнусавым, одним из неприятнейших контратеноров2, когда либо, достигавших человеческих ушей.

– Граф, что за лохмотья на вас? Неужели для визита в королевский дворец у вас не нашлось более подходящего наряда?

За спиной де Ларди послышался смех. Виконт, поспешил, изящным поворотом головы, выказать признательность своим друзьям, за столь высокую оценку его отточенного остроумия. Рошфор лишь надменно ухмыльнулся, насмешливо взглянув на бургундца, что выглядело, не менее устрашающе, чем резкие угрозы из уст множества прочих господ.

– Видите ли, виконт, я полагаю, что выбор платья, как и выбор всего, чего бы я ни пожелал, всегда останется за мной. А вот выбор оружия, удел слабых, как правило, предоставляют таким как вы.

При этих словах с лица виконта исчезла улыбка. Он, испытав от последних слов Рошфора не наилучшие переживания, в нерешительности отступил на шаг. Но ощущая невидимую поддержку, в лице товарищей стоявших за спиной, приосанился и, изо всех сил, стараясь проявлять твердость, произнес:

– А нам кажется, что ваш наряд свидетельствует о неуважении к королю и его свите!

Всё было разыграно как по нотам, после дерзких упреков де Ларди, вступать в дело должны были шпаги, грозного де Рокамдура, Варикарвиля и Бардувиля. Но колючие глаза Рошфора, взглядом выбирающего жертву хищника, бритвой полоснули по пестрой толпе. Сторонники Суассона застыли в нерешительности. Граф, не сводя глаз с бургундца, сделал несколько шагов, минуя последние ступени, приблизившись к наглецу, как змея к жертве потерявшей возможность двигаться.

– Несомненно, если роскошь и развращенность застилают глаза, допустимо делать подобные утверждения. Вы наверняка полагаете, де Ларди, что количество бантов на платье, каким-то невообразимым образом, влияет на преданность Его Величеству?

Прошипел граф, пронзив юношу взглядом, всё ближе подбираясь к презренному противнику.

– Запомните, де Ларди, как человек, у которого можно потребовать сатисфакции, вы меня не интересуете. Мне надоело марать шпагу о всякое отребье, вроде вас. Хочу лишь предупредить, не стойте у меня на пути, не то я проткну вас без вызова и секундантов.

Уж вы мне поверьте. Я обращаюсь ко всем…

Произнеся последние слова, Рошфор, равнодушно смерил взглядом стоящих за спиной виконта вельмож.

– Если кто-нибудь склонен думать, что мои слова расходятся с делом, я готов принять вызов немедленно, или в любое удобное для вас время.

Наступила тишина. Рошфор, неторопливо, будто томимый ожиданием, медленно, одного за другим, оглядел притихших дворян, намереваясь, встретится взглядом с каждым из них.