Он торопливо метнулся в сторону, ускользая от фар. Отскочил, кинулся к машине пнуйцев и издали еще нажал на кнопку сигнализации. Багажник распахнул беззубую пасть, скрывавшую сумки, канистры, инструменты. Роясь в них в темноте, Родион спиной ощущал, что растворенный близко. Пальцы нашарили холодную рукоять шнеппера. Он вскинул его, снял с предохранителя, прицелился в ковылявшую к нему шаткую фигуру и, еще прежде выстрела, определил, что шнеппер разряжен. Найти в багажнике пнуф и ледовики Родион не успел.

Взревел двигатель. Взвизгнули, буксуя, шины. Родион метнулся в сторону, и это его спасло. Он был уже в полете, когда что-то, отбросив, ударило его по бедру, а еще мгновение спустя он услышал жестяной звук удара и мелкий, догоняющий звон разлетающихся фар. В «Логан» врезался белый «Ауди». Останься Родион у багажника, он был бы расплющен между двумя машинами.

Родион попытался подняться, но не успел. Кто-то схватил его и безжалостно швырнул на снег. Над ним, готовясь сломать ему шею, навис растворенный.

– А ну назад! Не сейчас! – крикнул кто-то.

Растворенный неохотно повиновался. Дверь разбитого «Ауди» распахнулась. Вначале появилась нога в блестящем ботинке, а затем, нетерпеливо толкая полусдувшуюся подушку безопасности, из машины вылез человек.

– Поверни его ко мне! – приказал он.

Руки растворенного сжимали Родиона точно клещи. Он приподнял шныра и развернул его лицом к тому, кто этого требовал. Перед Родионом стоял молодой мужчина. Его светлые брови топорщились и ближе к переносью торчали как колючки. По многочисленным, частично поджившим ссадинам на лице Родион догадался, что это, должно быть, тот делмэн, которого пнуйцы подстерегли у «Высоцкого». Нет, плохо пнуйцы его знали! Он не уехал в Москву, а сдержал свое обещание отомстить.

– Ты не пнуец… – не требуя от Родиона никаких подтверждений, сам себе сказал мужчина. – Нет, не пнуец! А кто ты? А, вижу: ты шныр! Надо же, какая честь… Сколько времени мы здесь, и вот первый шныр! Весело?

Родион молчал, не находя это таким уж веселым.

– А я Волосков. Слышал о таком? Делмэн Волосков! – Мужчина начал было протягивать руку, но на полпути раздумал и спрятал ее за спину.

Родион ответил, что о делмэне Волоскове не слышал. Тот ничуть не обиделся:

– Ну, значит, не надо было тебе слышать… значит, мелкая ты сошка, чтобы меня знать… Что ты тут делал среди пнуйцев, шныр? А?

Родион не ответил. На снегу валялись многочисленные мелкие предметы, выброшенные из открытого багажника «Логана», когда в него врезался «-Ауди». Одна из промасленных тряпок, в которой еще угадывалась мужская майка, развернулась. Тускло блеснул синий подтаявший квадрат ледовика. Вот уж пнуйцы! Шнеппер из осторожности разрядили, а о том, что ледовики опасно без холодильника держать, не подумали.

Заметив напряженный взгляд Родиона, делмэн Волосков повернул голову – посмотреть, что заинтересовало шныра. Не мешкая, Родион дернулся и сумел, извернувшись в каменных руках растворенного, как кролик оттолкнуться от него ногами. Тот разжал руки и выпустил его. Родион добежал до тряпки и схватил ледовик, пальцами ощутив, что тот подтаял. Лед истончился, и сиреневый огонь плескал внутри опасно ярко.

Рядом послышался крик делмэна, тоже заметившего сиреневый огонь. Родион с силой сжал ледовик и швырнул его в дерево между растворенным и Волосковым.

Все ледовики получаются разными. Никогда не угадаешь, какая сила в них таится. Родион успел прикрыть лицо сгибом руки. Локоть обожгло сухим жаром, а самого Родиона, пытавшегося прижаться к земле, проволокло и отбросило в сторону. Казалось, белая вспышка заполнила весь сквер и часть площади. Когда она спала, несколько мгновений Родион не мог даже дышать, лишь чувствовал щекой колючий холод земли.

Некоторое время он лежал, потом с усилием поднялся. Его сильно шатало. Зрение мало-помалу возвращалось. Совсем близко он увидел половину «-Ауди», срезанную ровно точно бритвой. Такие ровные срезы – визитная карточка ледовиков.

Растворенного Родион так и не увидел. В момент взрыва ледовика тот оказался слишком близко от дерева. Теперь ни дерева, ни растворенного уже не было.

Делмэна Родион обнаружил метрах в десяти. Тот успел немного отбежать, но вспышка нагнала его. Он лежал лицом вниз. Родион подошел к нему, перевернул. Волосков был жив, глядел на Родиона не с ненавистью, а с острым удивлением. В глазах у него была обида умного человека, не любящего прощать себе ошибок.

Почему все так вышло? Он все рассчитал, все проанализировал, все было для него ясно как день. Все люди были расставлены на доске как шахматные фигуры. Заручился всеми поддержками, избавился от всех значимых врагов, всех перехитрил, предусмотрел все случайности. Заработал если не все, то очень многие деньги. И к мести своей приготовился. Одного он только не учел – что в гадком скверике у дерева окажется шныр, с которым нельзя договориться, потому что он хочет только правды и служит каким-то своим, непонятным делмэну ценностям. Это была совсем другая логика, которой Волосков при всем своем уме не мог постичь.

– Я ухожу, – сказал Родион.

Делмэн равнодушно молчал, тихо ненавидя его. Но Родион не ушел, хотя и обещал. Напротив, наклонился и тихо спросил:

– Что ведьмарям нужно в Екатеринбурге?

Волосков не ответил. Глядя в близкие глаза Родиона, он неожиданно вспомнил другие, чем-то очень похожие глаза. Это были глаза Гая, когда он впервые заглянул к нему с одним своим товарищем. Этот товарищ, человек очень ушлый кстати, первым и узнал, что где-то в Москве есть какие-то «форты», которые играют в подростковые игры с топориками, арбалетами и летающими собачками, но, говорят, имеют средства и порой ими даже делятся.

Товарищ решил взять быка за рога, и бык был, казалось, не против, потому что смотрел на них и улыбался.

«Что вам нужно? – спросил он. – Можете переходить сразу к сути, минуя вежливость».

«К сути? Дайте мне денег! Много!» – твердо и даже весело сказал товарищ Гаю.

«Хорошо, – легко согласился Гай. – Дайте ему много денег! Только проследите, чтобы он все съел… Ингвар, можно вас потревожить?»

Товарищ Волоскова весело засмеялся, но оказалось, что напрасно. Гай не шутил. Съесть товарищ смог только шестьсот тысяч, хотя берсерки Тилля очень ему помогали, очень волновались за него и, болея за его успех, даже смазывали купюры медом. Потом стонущего товарища унесли, а Гай вдруг вспомнил, что приходил-то он не один, и повернулся к Волоскову, который тогда еще не был делмэном, а был просто бойким молодым человеком, выпускником престижного экономического вуза. Теперь Волосков смирно стоял и, бледнея, смотрел на топорик, казавшийся игрушечным в мощной лапе берсерка. Правая коленка у Волоскова сама собой подергивалась.

«Готов много работать, мало говорить, не хаметь и все понимать с первого раза?» – спросил Гай.

Волосков пугливо взглянул на него и торопливо закивал. В бесцветных зрачках Гая появилась скука. Он хорошо знал людей этого типа. Прекрасные люди, верные и исполнительные. Во всяком случае, до мгновения, пока им не предложат больше. Но шныры ничего не предложат.