Докки обрадовалась возможности отдохнуть от бальной суеты, спустилась по широким ступеням и медленно пошла по дорожке вдоль дома, вдыхая прохладный, благоухающий травой и нежным запахом весенних цветов ночной воздух. Терраса тянулась вдоль стены и поворачивала за угол, где у самых ступенек разрослись пышные кусты сирени. Вдруг послышались приближающиеся женские голоса, и впереди из-за кустарника вышли две дамы. Не желая ни с кем общаться и боясь, что ее заметят, Докки поспешно отступила на террасу, в самый угол, где скопилась густая темнота. Но дамы, сделав несколько шагов, остановились на дорожке прямо напротив нее, и она с изумлением вдруг услышала собственное имя.

— Прозвище Ледяная Баронесса Докки Айслихт удивительно подходит, — утверждала одна из дам голосом Аннет Жадовой. — Она действительно «ледяная», ее собственное сердце остается нетронутым, когда ей удается разбить чужие. Помните историю с князем Рогозиным? Говорят, он был почти помолвлен, когда Докки его увлекла, заставила потерять голову, а потом бросила. Весь свет об этом знает! Здесь же она занята тем, что отбивает кавалеров у наших дочерей. Едва за барышнями кто-то начинает ухаживать — тот же полковник Швайген, а ему так нравилась моя Лиза! — как Докки начинает с ними флиртовать самым беззастенчивым образом, а ведь мужчины никогда не откажутся вступить в связь. Мари Воропаева призналась, что не ожидала от собственной кузины подобного поведения. Понятно, что Докки приехала сюда в поисках новых кавалеров, но кто мог предположить, что ее похождения начнутся с поклонников племянниц?

— Для баронессы Айслихт все сложилось крайне удачно, — с язвительным смешком сказала спутница Жадовой, в которой Докки признала Софи Байкову. — Она вышла замуж ради денег, не прожила с мужем и нескольких месяцев, как он погиб, оставив ей все свое состояние. Теперь она, как молодая вдова, представляет собой весьма лакомый кусочек для мужчин, которые не прочь поразвлечься.

— Мне кажется, она хочет найти себе еще одного обеспеченного мужа. Ведь если он погибнет на новой войне, то у нее вновь будет свобода и еще большее состояние, — поделилась со своей собеседницей Аннет. — Мне так жаль monsieur Ламбурга!

— А что с ним?

— Оказывается, Докки с ним помолвлена, — понизив голос, сообщила Жадова.

— Помолвлена?! — ахнула Байкова.

— Мне по секрету сказала ее невестка, — ответила Аннет. — Сама Алекса была вынуждена приехать сюда по настоянию госпожи Ларионовой — матери баронессы. Говорит, ей велели присматривать за Докки, иначе, мол, она спустит все средства на развлечения и окончательно запятнает свою репутацию. Баронесса-то не зря держит в тайне свою помолвку. Если ей подвернется кто более подходящий, она тут же освободится от обязательств перед monsieur Ламбургом. Уверена, Докки не случайно объявилась в Вильне, где столько холостых офицеров. Вольдемару пришлось спешно бросить все свои дела в Петербурге и примчаться сюда вслед за ней.

— Ну, сюда приехали многие светские дамы, та же Сандра Качловская, — с некоторым сомнением сказала Софи.

— Сандра — замужем, — напомнила ей Жадова. — Сандру интересуют не женихи, а кое-что другое. Докки же хочет все ухватить разом: и удовольствия, и выгоду. Хотя странно, что она вообще рассчитывает на замужество: она не понесла от мужа. Удивительно, что Ламбург решился жениться на ней — ему ведь тоже захочется обзавестись детьми.

— Умеют же некоторые устраиваться в этой жизни! — прошипела Байкова. — Баронесса… Ох, экосез заканчивается, нам пора возвращаться!

Оркестр, слышимый снаружи, отыграл последние аккорды, дамы заспешили к входу в залу, а Докки, поневоле услышав о себе такие бесстыдные сплетни, чуть не заплакала. Эти злобные, завистливые женщины перевернули с ног на голову, извратили абсолютно все события ее жизни, дали противоположное объяснение ее поступкам, облили грязью и только потому, что она — сама того не желая — пользуется сомнительным успехом у нескольких мужчин. Приезд в Вильну представлялся ей теперь непоправимой и жестокой ошибкой. Внимание Рогозина, Швайгена, Ламбурга, других ее поклонников, которые за эти годы появлялись в ее жизни и незаметно исчезали из нее, — непозволительным промахом. Она знала, что сплетницы Петербурга не обходят ее вниманием, но не подозревала, что замужество, каждый ее шаг, даже бесплодие могут обсуждаться подобным образом. Докки прижала к горящим щекам ладони, повернулась и… чуть не наткнулась на кого-то, кто сильной рукой подхватил ее под локоть и удержал от неминуемого столкновения.

— Осторожно, madame, — раздался незнакомый низкий голос. Докки тонко пискнула и вскинула голову.

Мужчина стоял спиной к ближайшему окну в залу, и она не могла разглядеть его лица. По очертанию силуэта можно было понять лишь, что он высок и широкоплеч, а его рука, которой он все еще держал ее локоть, была твердой и теплой.

— Простите, — Докки вздрогнула, поспешно отступила от него на шаг и попыталась высвободиться, но он не отпускал ее. Она вспыхнула от стыда, догадавшись, что он все это время находился здесь и слышал разговор двух сплетниц. Хотя Докки не была с ним знакома, ей стало нестерпимо больно при мысли, что теперь он будет думать и судить о ней по словам этих злоречивых ведьм, а то и со смехом поделится со своими товарищами — где-нибудь в мужской компании за бокалом вина — сплетнями о бессердечной и распутной Ледяной Баронессе. «А может быть, — с ужасом подумала она, — за глаза все давно так обо мне судят».

— Прошу вас, — сказала Докки и сама ощутила панические нотки в своем голосе. — Мне нужно идти.

Ей не хотелось возвращаться в дом. Она желала одного — оказаться далеко-далеко отсюда и никогда более никого не видеть и не слышать, но это было, увы, невозможно. Оставалось, гордо подняв голову с невозмутимым видом, появиться в зале, улыбаться, разговаривать, танцевать и вести себя так, будто она не знает, что о ней думают и как к ней относятся люди, среди которых она вынуждена находиться.

— Я провожу вас, — предложил мужчина, вероятно, почувствовав, как дрожит ее рука, которую он все еще сжимал.

— Благодарю вас, не стоит, — Докки попыталась придать холодность голосу, на самом деле до смерти испугавшись, что он будет настаивать на своем и, едва они выйдут на свет, увидит ее лицо, а потом попросит своих знакомых показать ему баронессу Айслихт.

Но он молча поклонился и отпустил ее.

Путаясь в юбках, Докки устремилась к дверям залы, добралась до дамской комнаты, к счастью, пустой, где ополоснула холодной водой пылающее лицо и немного успокоилась, прежде чем спустилась вниз, к своим любящим родственницам и добрым подругам.

— Где ты пропадала? — спросила Мари, а Алекса и Жадова, уже присоединившаяся к их компании, с любопытством уставились на нее, будто пытались разглядеть на лице и в одежде следы безнравственного поведения.

— Я была в дамской комнате, — ответила Докки.

Ей тотчас сообщили, что Вольдемар намеревался пригласить на вальс, который сейчас объявят, и на ужин.

— Второй вальс? — удивилась она.