Пожалуйста, не беспокойтесь, сказал я. Я слышал все это…

Позволь мне сказать тебе кое-что, резко произнес второй Гилберт. Ты не валяешься где-нибудь на полу, в какой-нибудь кухне. Верно? Оглянись, глупец. Ты обманываешь себя. Все завершено. Ты все завершил.

Мы говорим это, чтобы поторопить тебя, сказал первый.

Одной из этих деревенских девушек была Миранда Дебб! Сидела там, рядом со мной, реальная, как грязь, словно в прежние времена, ноги скрестила под выцветшей желтой юбкой, которую она любила прежде. Только теперь она по сравнению со мной казалась такой большой, настоящим гигантом.

Ты в трудном положении, милая Абигейл, верно? — спросила она. Часто, просыпаясь, ты видишь, что у тебя пропало нескольких вещей, правда? Брось, идем с нами, мы здесь для того, чтобы освободить тебя. Посмотри на наши руки, наши ноги, наши улыбки. Неужели мы похожи на лгуний? Мы, кто выглядит такими здоровыми? Мы, кто так давно знает тебя? Ты помнишь, как однажды летним днем мы прятались в стоге сена? А тебя звала твоя мать? И ты зарылась поглубже, радуясь, что прячешься?

Такой случай выпадает один раз на миллион, чтобы попасть туда, куда мы тебя отведем, сказала еще одна, я ее теперь узнала: одна из моих подружек на свадьбе — Синтия Хойнтон!

Эдди, это же та самая ё***** Куини? — говорит мне моя Бетси.

И конечно так оно и есть! Куини — одна из шлюшек из заведения Перди. Она кому хочешь отсосет.

Может, уже пора бросить это, капитан, сказала Куини.

В ж*** свинячью, сказал я.

Эдди, сказала Бетси.

Отъ*****, сказал я. Я знаю, что говорю.

А что ты говоришь? — спросила Куини.

Сгинь, сказал я.

Я думаю, твоя жена может считать иначе, сказала она.

Нет, сказал я. Отъ*****. Мы идем вместе.

Интересно, сказала она.

Бетси опустили глаза.

Хорошая девочка, сказал я. И не поднимай их. Тогда она не сможет подъ********* к тебе.

Мы здесь не для того чтобы подъ********* к кому-то, сказала Куини.

Отсоси, сказал я.

В любой момент, когда мы понадобимся, сказала Бетси. Зови.

Вали-вали, сказал я. Х**дразнилка.

В какой-то момент, когда ангелы en masse[19] вернулись на лунную дорожку, чтобы произвести на меня впечатление своим коллективным сиянием, я поднял голову и увидел примечательную картину страданий вокруг белого каменного дома: десятки нас, запуганных, распростертых, ползущих, с искаженными страхом лицами перед истязаниями путем подобранных индивидуально пыток, которые переносит каждый из нас.

Абби, дорогая, сказала Миранда Дебб, позволь мне показать тебе кое-что.

И взяла мое лицо в руки.

И я увидела! Куда они хотели увести меня, прилив — это всегда на берег и никогда — в море. Я буду жить на вершине холма, а камни будут катиться вверх. Когда докатятся до меня, сразу расколются. Внутри каждого таблетка. Когда я приму таблетку, то получу… о, красота! Все, что мне было нужно.

Хоть раз.

Хоть раз за целую жизнь.

Миранда убрала руки от моего лица, и я вернулась — я снова оказался здесь.

Тебе понравилось? — спросила Миранда.

Очень, ответила я.

Тогда идем с нами, сказала ее подруга, и я узнала в ней Сюзанну Бриггс (!), она обвязала волосы лентой, во рту держала длинную травинку.

Две другие играли в пятнашки в овраге. Неужели это Адела и Ива Макбейн? Точно! Некоторые коровы с любовью взирали, как играют в пятнашки. Забавно было, что коровы могут любить, но таким становился мир, когда появлялись эти милые девочки!

Не могу поверить, что ты старая вдова, сказала Миранда Дебб.

И такая маленькая, сказала Сюзанна Бриггс.

Ты, которая всегда была такой хорошенькой, сказала Миранда Дебб.

Досталось тебе, сказала Синтия Хойнтон.

Отлив уходил в море, но никогда на берег, сказала Сюзанна Бриггс.

Камни катились вниз по склону холма, но никогда назад, сказала Синтия Хойнтон.

Ты никогда в жизни не получала достаточно, сказала Миранда Дебб.

Мои глаза заволокло слезами.

Это правда, сказала я.

Ты волна, которая разбилась о берег, сказала Миранда

Мы говорим все это, чтобы ты поспешила, сказала Сюзанна.

Я сказала, что ничего об этом не знаю, но конечно не прочь проглотить еще таблеточку.

Тогда идем с нами, сказала Миранда.

Макбейны в овраге остановились, прислушиваясь. И коровы тоже. И сарай тоже каким-то образом.

Я так устала и так давно чувствовала усталость.

Я, пожалуй, пойду с вами, сказала я.

Слева от меня раздался крик — ужаса или победы, не смог разобрать, — а затем знакомый, но всегда душераздирающий огнезвук, который ассоциируется с явлением взрыва световещества.

Кто ушел?

Я не мог сказать.

И все еще отчетливо ощущал угрозу для себя самого, чтобы думать о других.

Словно возбужденные этой победой, наши мучители удвоили усилия.

Лепестки роз падали дождем — веселая провокация: красные, розовые, желтые, белые, фиолетовые. Прозрачные лепестки, лепестки в полоску, лепестки в крапинку, разрисованные лепестки (когда поднимаешь один из них с земли, смотришь на него внимательно) с тщательно прописанными изображениями (вплоть до цветочных стеблей и упавших игрушек) твоего школьного двора. Наконец сыплются золотые лепестки (из настоящего золота!), позвякивая с каждым ударом о дерево или памятные камни.

Потом — пение. Красивое пение, исполненное тоски, обещания, заверения, терпения, ощущения преданной дружбы.

Очень трогательно.

Ты хотел, б****, танцевать.

А ты еще хотела, б****, поплакать.