кухню, — шепчет Хосе. — Спектакль может затянуться. Хоть чаю попьем.

Я скидываю кроссовки и протискиваюсь мимо короля, затылком ощущая, как он провожает меня тяжелым взглядом.

Хосе кивает на кресло-качалку — самый респектабельный предмет мебели из всех, что тут есть. Кухня обставлена бедно: три табуретки, стол, старенький холодильник и еще более старенькая плита — вот и все. Подоконник завален невразумительным хламом, а на нем — слой пыли и лепестки облупившейся краски. В углу ютятся пустые бутылки. Между двумя зелеными горлышками прокинут мостик паутины.

Вспыхивает голубой цветок газа, и Хосе ставит чайник.

— Наш Венечка — он такой. Пускает в себя всякую шелупонь. Лидия Романовна еще не самая отбитая. Хотя, если бы она доставала меня, а не Клима, я бы по-другому запел. — Хосе ухмыляется и лезет в одинокий ящик, висящий над ржавой раковиной.

Из коридора доносится исступленный крик:

— Я столь немногого прошу, Клим Игоревич! Просто послушайте!

— Лидия Романовна! Вот только не надо…

— Бездна взора, бездна неба! Я как лебедь на волнах…

— Хорошо! — рявкает король. — Один стих — и вы возвращаете Веню.

— Жутко приставучая бабка. — Хосе качает головой. — Как видит Клима, сразу начинает Брюсова декламировать. Любовную поэзию, хе.

— То, что сказал Клим, — правда? — спрашиваю я, покачиваясь в кресле. — Про мое убийство.

— Ну да, правда. — Хосе замирает на секунду, а потом с удвоенным энтузиазмом продолжает копаться в ящике. — Жасминовый или с бергамотом?

— Мне не хочется чаю, — сухо говорю я.

— Может, кофе? Или лече меренгада по рецепту моей бабушки, м? Это вкусно. А еще у нас сыр есть. Хороший, испанский.

— Хочешь устроить мне ужин смертника? — Смотрю исподлобья.

— Слушай, ну… — Хосе теребит браслет на запястье. — Мне кажется, все обойдется. Я, конечно, не Венечка, но тоже кое-что чувствую. Не думаю, что ты зло. По-моему, обычная девчонка. Ну, в хорошем смысле.

«Ксюша с тобой бы не согласилась, — мелькает в голове. — И мой отец тоже».

Хосе снимает пленку с пачки жасминового чая. Достает одну кружку и, помедлив, вторую.

— Дай позвонить, — прошу я, внезапно вспомнив о Крис. — Или зарядку для мобильника. Я не буду звать на помощь. Обещаю. Просто предупрежу, что… задержусь.

— Прости, никак. Клим меня прибьет. Он и так считает, что я слишком добрый. Может, все-таки чайку?

— И мне налей. — В кухню входит король.

— И мне, — эхом повторяет Венечка.

Он выглядит одновременно утомленным и приободренным, как человек, только что позанимавшийся спортом. Усевшись на пол, Венечка вытягивает длинные бледные ноги, склоняет голову набок и разглядывает меня. На губах — легкая улыбка.

Я вспоминаю слова, сказанные Хосе в машине: «Приедем в штаб, Венечка на нее глянет, а там уж… если что…» Значит, моя жизнь зависит от этого босоногого чудика в одежде из булавок? Если он скажет, что со мной все в порядке, Клим отстанет от меня? Я смотрю на Венечку и пытаюсь улыбнуться. Сразу становится противно: я что, собираюсь заискивать перед ним? Морщусь и отворачиваюсь.

И вдруг замечаю, что в воздухе шаровой молнией висит напряженное молчание. Яростно свистит чайник, добавляя моменту еще больше нервозности. Все замерли и ждут чего-то. Ждут Венечкиного вердикта.

— Ну, что скажешь? — не выдерживает Клим.

Хосе тоже оживает: вырубает газ и разливает кипяток по кружкам. Промахивается, обдает водой джинсы и тихо ругается, — кажется, на испанском.

— Клим, — Венечка поднимает взгляд на короля, — отдай ей свиток.

Я встряхиваюсь. Это и есть вердикт? Раз Венечка говорит, что я могу продолжить выполнять задания, следовательно, пытки и убийство отменяются. Я не «зло», как выражается Хосе.

— Ты уверен? — мрачнеет Клим.

Вот прямо не терпелось ему повтыкать иголки мне под ногти!

— Ее выбрала сама Смерть, — говорит Венечка, приспустив веки. — Я чувствую это. Чувствую великий замысел. Агриппина должна дойти до конца и занять чье-то место. — Он трет губы, размазывая помаду, и добавляет: — Если честно, я не завидую тем, к кому она попадет.

— Почему? — хором спрашивают Клим и Хосе.

— Она проклята, — сообщает Венечка и смотрит на меня. — Ты проклята. Ты знала об этом?

— Догадывалась, — цежу я сквозь зубы.

— Все, с кем сближается Агриппина, получают серьезные травмы или погибают, — поясняет Венечка своим товарищам. — Я чувствую… чувствую… — Он будто принюхивается. — Надо же, как много загублено душ. — Зрачки расширяются. — Двенадцать… нет, тринадцать. Той масти, в которую попадет Агриппина, не поздоровится. Боюсь, одному из обществ уготовано полное вымирание.

«Как много загублено душ». После этих слов, кувалдой бьющих по сердцу, мне сложно сосредоточиться на остальном. Я подтягиваю колени и прячу в них лицо. Тело трясет, словно я окунулась в прорубь и встала под кондиционер.

— И в чем же тут великий замысел? — спрашивает Клим. — Смерть задумала избавиться от одной из мастей? И пошла таким сложным путем? Решила подложить бомбу замедленного действия?

— Нам неведома логика Смерти, но она есть. И еще… — Венечка замолкает. — Знаю, это прозвучит странно, но с проклятием Агриппины что-то не так.

— Пф! Что может быть не так с проклятием? — саркастично произносит пиковый король.

— Я ощущаю его очень слабо. Волны похожи на вулканический песок. Сухие, шершавые. Будто они исходят от… не от живого человека. Я должен был сказать вам, хотя сам не понимаю, что это значит.

Оторвав лицо от коленей, я вижу, что Венечка озадаченно смотрит на меня. Хосе и Клим — тоже.

Я не знаю, как относиться к услышанному. Слишком много информации! Мозг просто не справляется: жует, жует, а проглотить не может.

Пиковый король берет кружку, пригубливает чай и опускается на табуретку. Покопавшись в карманах пиджака, вытаскивает свиток и медальон. Свиток кидает мне, а медальон — Венечке.

— Подарок от Азы, — поясняет Хосе, усаживаясь на стол. — Ты уж читай вслух, Грипп. Интересно же.

Я нетерпеливо разворачиваю свиток. Внутри меня все ликует: наконец-то, наконец-то! Прочистив горло, произношу:

— Твое третье задание: признаться в любви.

Клим кашляет, поперхнувшись чаем.

Глава 10. Признаться в любви. Трижды

— О боже. — Пиковый король отставляет чашку. — У Смерти крыша поехала? Или она питает особые чувства к этой девчонке? Что за испытания такие? — Он страдальчески кривит брови.

— Да-а. — Хосе подмигивает мне. — Везет тебе. Я получил помощника только после третьего задания. А в первом свитке знаешь что было? Видела Климову трость? Она на самом деле моя. Я ее из музея стырил — такое выпало испытание. А у Клима вообще огонь: пережить клиническую…

— Хватит трепаться, — раздраженно обрывает король и поворачивается ко мне. — Ну давай. Признавайся в любви. Любому из нас. — При тусклом свете кухонного абажура его глаза кажутся влажными чернильными