вместо кислорода речную воду. Но вот лицо пропадает, и появляется та же кисть. С помощью нескольких рывков Серёга выталкивает правую руку на поверхность почти по локоть. Скорее всего, высунуть дальше не позволяет куртка. Он пытается согнуть руку в локте, но ему мешает кромка лунки. Я не знаю, на что он рассчитывает. Возможно, он хочет кулаком проломить лёд снаружи или использовать руку как рычаг, чтобы заставить толщу треснуть. На деле же он лишь несколько раз слабо дёргает окоченевшей рукой, после чего она замирает. Серёга застрял. Я представляю, как долго эта туша будет стоять тут на якоре, пока лёд не начнет таять, и поток воды не сможет унести Серёгу дальше по течению. Конечно, рука – это метка пооригинальнее флажка или палочки, но думаю, рыбаки не оценят. Поэтому речке надо помочь. Всё это время я смотрю на Серёгину кисть, смотрю, как замирают последние подергивания пальцев, и только сейчас замечаю обручальное кольцо – неотъемлемый атрибут социально приемлемой жизни человека, чей возраст едва перевалил за двадцать. Отсутствие этой железяки у зрелого мужчины – ещё один повод для подозрения у твоего собеседника. То ли бабник, то ли импотент, а может и гей, но явно не здоровый остепенившийся мужик. Причём при выборе кольца лучше не выпендриваться, а взять как у всех – тонкое, гладкое, скруглённое. Именно такое и врезается в пухлую волосатую фалангу Серёгиного пальца. Я сажусь над ней на корточки, обхватываю окоченевшее предплечье двумя руками и налегаю на синюшную культю так, что кулак Серёги почти упирается мне в грудь. Я делаю три сильных рывка, но конечность отказывается проваливаться. Тогда я решаю перехватиться, отпускаю культю и пытаюсь встать, но что-то мне мешает. Это Серёгина рука, крепко сжимающая воротник моего пальто. В эту же секунду она срывается вниз, утягивая меня за собой.

– Ты чё завис, компуктер? – именно этой фразой, теребя меня за ворот, Серёга выдернул меня из мира фантазий. Мы так и стояли посередине реки.

– Олька? – я киваю на кольцо.

– Чё? – Серёга недоуменно оглядывает свою руку. – А-а-а… Ды какая Олька, блин. Ксюха. Может, помнишь… Да, неважно, – он отмахивается, смотря в сторону парка.

Я киваю. Зря я решил поддержать беседу, затронув прошлое. Не хватало ещё начать вспоминать яркие моменты юности и грустно выдавливать из себя смешки. Я вижу, как Серёга усердно пытается найти тему для разговора, и чем больше затягивается пауза, тем быстрее растёт напряжение. Я уже ощущаю его физически, хотя прошло каких-то три секунды. Самое время разрядить обстановку.

– Я думаю, центр реки весной – не лучшее место для длительных бесед, – заключаю я.

– Стопудова! – смеётся Серый, как мне кажется, с облегчением. – Ты тут надолго ваще?

– Уже иду на автобус, может, успею заглянуть к родне.

– А-а-а… Ну бывай, братан. Родне привет. Ты пиши-звони если чё, не пропадай! Я за любой кипиш, ну ты знаешь.

Я киваю. Мы крепко жмём друг другу руки и расходимся совершенно незнакомыми людьми. Скорее всего, Серёга оглядывается, я же предпочитаю избежать подобных проявлений недосказанных мыслей и незаданных вопросов. Я добираюсь до берега, потом до бетонной лестницы, взбегаю по тропинке и направляюсь к вокзалу. Достав телефон, понимаю, что к родне уже не успеваю. Встреча с Серёгой лишила меня мук – неловких затянутых прощаний с домашними. Я набираю дядю.

– Лодочная станция на проводе, – выдаёт своё козырное приветствие дядя.

– Дядь Вадь, я не успеваю зайти, – громче обычного говорю я, перекрикивая собак.

– В смысле? А чё так? – голос дяди кажется натурально озабоченным.

Лепить обычные отговорки про спонтанно появившиеся срочные дела я не хочу.

– Автобус уезжает через 10 минут, а следующий только вечером.

– Вон оно чё. Ну так мы же не гоним, хоть до ночи сиди.

– Спасибо дядь, но я сейчас поеду.

– Ну, хозяин – барин, чё… Забеги хоть, вон, конфеты возьми.

– Не успеваю никак.

– Ну ладно, чё уж тогда, езжай.

– Ага…

– А ты это… Самое… Приезжай ещё что ли, посидим, перетрём.

Я принципиально не хочу подыгрывать дяде, закидывая его псевдодружелюбными лживыми обещаниями. К счастью, отвечать мне не приходится: в трубке слышатся дребезжащие звуки стука в стекло и дядин очнувшийся голос:

– О-о-о, Колян пришёл. Колян, я ща открою, погоди, – дядины тапки шлёпают по деревянному полу. – Ну ты подумай, в общем, короче, звони, приезжай. Удачной дороги тебе.

– Пока дядь Вадь.

– Ага, покеда.

Я ещё три секунды слышу шлепки тапок, скрип двери и приветственные крики, после чего завершаю разговор нажатием на красную кнопку.

ПАЗик оказался холодным, что вкупе с промокшими ботинками гарантирует мне простуду. От всех воспоминаний сегодняшнего дня хочется избавиться: соскрести их шпателем, словно старую облупившуюся краску с забора. Я приехал из-за смерти бабки, а в итоге похоронил друга. Обычно принято закрывать глаза на угасание товарища, предпочитая натягивать на его обрюзгшую рожу образ двадцатилетней давности. Но как разглядеть в этой пузатой туше того живого ребёнка, встающего на козла на старом велосипеде, прыгающего с моста в воду или ворующего соседские яблоки? Никак. Того Серёги больше нет. Последний раз я видел его на остановке в обнимку с Олькой, когда они провожали меня на стажировку в иногородней фирме. Как оказалось, навсегда. Теперь-то и того «меня» больше нет. Тот «я» медленно удалялся на ПАЗике в чужой город, впоследствии ставший родным.

Поезд Москва – Нью-Йорк

Оганес Мартиросян

Иллюстрация Александры Давидович

24 марта 2010 года Стася вывесила фото, где она сидела на стуле и у неё немного были видны трусики. Он зашёл на её страницу и всё увидел. Ему стало стыдно за неё. Он сразу же ей написал: «Стася, у тебя вишенку видно». Через полчаса его телефон пропиликал. Пришло сообщение. От неё. «Не смотри, – писала она. – Это фото для моего парня». Её месседж его озадачил. «У тебя есть парень?» – «Да, и мы скоро поженимся». Он, сидя у себя в комнате на диване, сунул в рот себе палец и задумался. Эта девушка ему нравилась. Он её случайно нашёл в сети. Его сразу поразила чистота её взгляда, развратность, скрытая в нём, и её округлые бедра. Завязалось общение. Статус её гласил: «Кто хочет погулять со мной под дождем?». Он хотел. Он желал. А теперь вот такое. У неё есть парень. Как она могла. Так внезапно. Так остро. Он вышел на балкон покурить. Поразмыслить