проведете нас к лаборатории Загеби и поможете освободить моего пациента. Это ваш шанс бросить свое «грязное, мерзкое дело» и хоть как-то исправить содеянное. Если вы попытаетесь помешать нам или предупредить Загеби, вот тогда я вас убью. Вы меня поняли, Дитер?

Котельщик бросил взгляд на стоявшего за спиной доктора Доу аутопсиста и кивнул. Он был в ужасе, губы его дрожали, из-под кожаного шлема тек пот.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, доктор, – выдавил он и повел ожившими плечами, – потому что мы отправляемся в логово некромеханика доктора Моргга.

Часть вторая. Мертвая машинерия.

Часть вторая. Мертвая машинерия.

Вагон трясся, вздрагивал и так сильно качался, что казалось, он вот-вот перевернется. Ржавая жесть обшивки постоянно лязгала, словно ее царапали чьи-то когти, колеса отстукивали по рельсам, и в такт им билось одно перепуганное сердце.

Леопольд Пруддс лежал на полке, отраставшей от борта. Несмотря на то, что его прикрепили к ней ремнями, из-за неровного хода вагона он то и дело скользил и елозил, от тряски внутри у него все подпрыгивало.

«Видимо, так чувствует себя бандероль в брюхе почтового поезда», – думал Лео.

Путь под землей длился, по ощущениям, уже целую вечность, но открывать глаза он не решался (вдруг сейчас на него кто-то глядит?) и продолжал прикидываться бандеролью, ведь нет ничего глупее, чем выдать себя после того, как продержался столько времени.

Лео остался в сознании даже после укола, ни на мгновение не погружаясь в сон. Побочный эффект пилюль от хандры, которые прописал ему доктор Доу, отменял действие любого снотворного, и до недавнего времени Лео воспринимал его довольно болезненно: порой неимоверно хотелось забыться. Кто мог знать, что однажды этот дрянной побочный эффект ему поможет?

Притворяться спящим и не реагировать на творящиеся рядом мерзости, было трудно. Пару раз Лео казалось, что его вот-вот разоблачат, но множество бессонных ночей и часы постылого бодрствования с закрытыми глазами сыграли свою роль.

Ближе всего к разоблачению Лео был, когда санитары перетаскивали его с больничной кровати в мертвецкий лифт. Ударившись спиной о платформу, он ойкнул, но громилы ничего не услышали, поскольку как раз бурно сокрушались о том, что вообще-то заслуживают большего: «Нам должны доплачивать за эту возню!», «Да, только оплачиваемая возня!».

Затем был невероятно долгий спуск на лифте. В итоге, судя по гулу и окутавшему его жару, Лео оказался в котельной. Старик, от которого разило табаком «Гордость Гротода», переправил его из лифта в вагон и умостил на полке.

«Это чтобы ты не упал, парень, –сказал он, закрепляя Лео ремнями. –доктор Загеби не хочет, чтобы его “материал первого сорта” повредился».

Старик все бормотал – говорил что «так нужно» и что «без этого никак». Еще он спрашивал себя, как Загеби может спать по ночам, в то время как он, Дитер-из-подвала, не может сомкнуть глаз из-за того, что вынужден делать.

«Прощайте, бедные дети», – сказал он перед тем, как закрыть грузовую дверь, и вскоре начался путь в неизвестность.

Прощание старика было последним свидетельством живого присутствия поблизости. Дальше Лео слышал лишь стук колес, бурление воды, кипящей в котле, и нестихающий лязг.

Лео не имел ни малейшего представления о том, куда вагон идет. Хотелось верить, что тот еще под Тремпл-Толл, но даже если и так, утешение было слабым.

«Они везут нас к каналу? Или в Гарь? А может, на Фонарню? Вряд ли лаборатория доктора Загеби находится в центре Тремпл-Толл – это должно быть уединенное место. Вот только где оно?»

В какой-то момент Лео понял, что с него хватит – просто лежать и гадать было невыносимо. Напомнив себе, что с каждой минутой вагон все ближе к пункту назначения, он осторожно открыл один глаз, затем второй.

Почти весь вагон занимало грузовое отделение – оно тонуло в темноте, и лишь в кабине машиниста за перегородкой тускло горел фонарь. Под ним замерла высокая фигура в бордовой форме и фуражке.

Лео сразу же понял, что с этим машинистом что-то не так, но когда тот, не отрывая рук от рычагов, поднял… третью и щелкнул каким-то переключателем, у него глаза на лоб полезли.

Впрочем, тайна лишней конечности раскрылась почти сразу же. На приборной доске застрекотал один из датчиков, и машинист потянулся к трубе. Рука, с жужжанием удлинившись на гармошечном механизме, схватилась за вентиль и резко крутанула его. В свете фонаря блеснули латунные пальцы.

Лео вздохнул с облегчением: «страшный монстр» оказался всего лишь автоматоном.

Автоматон не замечал пристального внимания к своей персоне, но нужно было убедиться, что, помимо него, в вагоне больше нет никого из заговорщиков.

Чуть осмелев, Лео повернул голову.

По другую сторону от прохода кто-то лежал, как и он сам, прикрепленный ремнями к полке. Прищурившись, Лео разобрал, что это девушка.

«Это она! – пронеслось в голове. – Несчастная из палаты “39/о.у.”!»

И тут он заметил кое-что между их полками.

В проходе прямо на полу были свалены тела. Около десятка тел. Мужчины и женщины. Они лежали беспорядочно – уродливой и отвратительной кучей. В темноте было не видно, где заканчивается одно тело и начинается другое…

До сего момента Мертвец с улицы Синих Труб полагал, что смерть – не то, что может его взволновать или испугать, но это…

Лео отчаянно задергался. Ремни были затянуты не слишком туго, и ему удалось сперва просунуть локоть, а затем вытащить и руку. Дрожащими непослушными пальцами он нащупал пряжки и один за другим высвободил все четыре ремня.

Вагон тряхнуло, и Лео соскользнул с полки. Падение смягчили тела. Повернувшись, он протерся лицом о ледяную скулу похороненного утром и откопанного вечером мистера Селзника. Вонь тел мертвых попутчиков душила. Кружилась голова, не хватало воздуха…

Барахтаясь в телах, он пытался подняться на ноги, но все время соскальзывал и снова падал. Мертвецы будто не отпускали его, пытались затянуть в глубину кучи.

Лео почувствовал, как его заволакивает ужас. Как миазмы страха проникают в рот, заползают через ноздри и уши, просачиваются прямо сквозь кожу. Леопольд Пруддс был сейчас самым испуганным мертвецом во всем Габене…

В